Звезды смотрят вниз

Кронин Арчибальд Джозеф

— Ах, простите! — воскликнула тётя Кэрри, и перо её затрепетало от раскаяния. — Это совершенно нечаянно, уверяю вас!

— Ничего, не беспокойтесь, сударыня, — ответила девушка.

Этакая учтивость!

Целый час тётя Кэрри читала газеты. Множество дам, подобно ей, казалось, читали газеты. Может быть, это зеркала создавали оптический обман, но здесь так много было пожилых дам, немного сморщенных и одетых в поношенные чёрные платья, и стремившихся вовсю использовать свободные газеты. В самом деле, сегодня газеты были полны новостей. Страна находилась в сильном возбуждении. Мистер Макдональд снова посетил короля,

национальный кабинет выпускал замечательные декларации, и много было разговоров о предстоящих выборах. Тётя Кэрри была решительной сторонницей национального правительства: оно такое надёжное. В «Трибуне» напечатана была превосходная статья под заголовком «Не допустите, чтобы социалисты растратили ваши деньги», а в «Метеоре» статья «Большевики сошли с ума». Тётушка Кэрри прочла и ту и другую. Все прочитанные газеты доставили ей большое удовольствие, — все, кроме одной лишь дрянной газетки Рабочей партии, полной искажённых подробностей о нужде в Южном Уэльсе. В «Холме» у тёти Кэрри мало времени оставалось для чтения. Поэтому она теперь так наслаждалась своим досугом. Тот же лифт доставил её снова вниз и та же лифтёрша улыбнулась ей. Славная девушка, право, и тётушка Кэрри мысленно от души пожелала ей получить повышение.

Выйдя из магазина Меррета, тётя Кэрри направилась к Хильде, чтобы поднести свой подарок. Она, как всегда, шла через Кенсингтонский парк. Это была приятная дорога, но на этой дороге встречалось одно искушение в виде погребка «Цветы яблони». Тёте Кэрри редко удавалось устоять перед восхитительными пирожными и печеньем домашнего приготовления. И, несмотря на сегодняшнее своё разорительное сумасбродство у Меррета, она всё же зашла в «Цвета яблони». Молоденькая продавщица уже знала её: она с улыбкой подошла к проволочной корзинке, достала оттуда двухпенсовое пирожное с кофейным кремом и уложила его в бумажный мешочек.

— Кажется, будет дождь, — заметила она, подавая тёте Кэрри мешочек.

— О, надеюсь, что нет, милочка, — сказала тётя Кэрри, вручая девушке два пенса. Вот у неё уже куплен и ножик для открывания конвертов, и пирожное, которое, если есть его маленькими кусочками, доставит ей сегодня за чаем столько удовольствия! Одним словом, можно сказать, что сегодняшнее утро она посвятила покупкам.

Кенсингтонский парк был великолепен, а дети, игравшие у круглого пруда, как всегда, очаровательны. Сегодня среди них был один, совсем ещё карапуз, как назвала его мысленно тётя Кэрри, и этот карапуз в красном пальтишке ковылял и ковылял, убегая от своей няни, до тех пор, пока чуть не свалился в пруд. Настоящий ангелочек!

Были тут ещё и чайки, они камнем падали вниз и кричали, ожидая, чтобы им бросили хлеба и корочек от ветчины, — о, тётя Кэрри была влюблена в чаек. Им бросали столько хлеба, что весь круглый пруд был по краям окаймлён плавающими кусками, сотнями кусков плавающего хлеба. «Бросайте хлеб свой в воду», — вспомнилось тётушке Кэрри, но всё же как-то странно было видеть столько пропадающего даром хлеба в то время, как (если верить этой ужасной газете, в которую она заглянула у Меррета) столько детей нуждались в нём. Впрочем, этого не может быть; это — грубое преувеличение. Наконец, имеются же благотворительные общества.

Успокоенная этой мыслью, она продолжала свой путь по Эксибишен-род. Южный Кенсингтон — чудный район, и Чельси тоже… Карлейль, тутовое дерево… Тётя Кэрри дошла

до квартиры Хильды. Она очень радовалась тому, что увидит Хильду. В глубине души она питала неясную надежду, что когда-нибудь Хильда пригласит её к себе в качестве домоправительницы. Она уже представляла себе, как в чёрном закрытом платье впускает в приёмную Хильды тяжело больных знатных людей, — чем знатнее и чем серьёзнее больные, тем лучше. Тётушка, хоть и избавилась от ухода за больными, но сохранила к ним какое-то нездоровое влечение.

Горничная объявила, что Хильда дома, и тётя Кэрри, улыбаясь девушке той особенной, слегка заискивающей улыбкой, с которой в течение тридцати лет обращалась к слугам в «Холме», последовала за нею в комнаты.

Но тут тётю Кэрри ожидало потрясение. Хильда была не одна, и тётушку привело в трепет то обстоятельство, что гостем Хильды оказался Дэвид Фенвик. Войдя в комнату, она круто остановилась у двери, и её заострённое книзу лицо покраснело.

— Извини, Хильда, — сказала она одним дыханием. — Я понятия не имела… Я думала, ты одна.

Хильда встала. До этой минуты она сидела молча, и, видимо, не слишком рада была приходу тётушки. Всё же она сказала:

— Входите, тётя Кэрри. Вы знакомы с Дэвидом Фенвиком.

В ещё большем трепете тётушка пожала руку Дэвиду. Ей было известно о дружбе Хильды с Дэвидом. Но, увидев здесь воочию этого симпатичного молодого человека, который когда-то был репетитором Артура, а теперь выступал в парламенте с такими недопустимо мятежными речами, она с трудом сохранила самообладание. Она опустилась в кресло у окна. Дэвид посмотрел на часы.

— Боюсь, что мне пора, — сказал он Хильде, — иначе я не попаду сегодня в больницу.

— О, пожалуйста, не уходите из-за меня, — поспешно воскликнула тётя Кэрри. Она нашла, что Дэвид побледнел и осунулся. И глаза у него были страдальческие. Да, страдальческие: в них было выражение мучительного ожидания.

— Чудесный день сегодня, — продолжала тётушка быстро. — Я думала, что будет дождь, но никакого дождя нет.

— Не думаю, чтобы был дождь, — сказала Хильда после неловкого молчания.

Тётя Кэрри отозвалась:

— Надеюсь, что нет.

Снова пауза.

— Я шла через Кенсингтонский парк, — настойчиво пыталась тётя Кэрри поддержать разговор. — Он теперь особенно хорош.

— Вот как? — сказала Хильда. — Впрочем, да, я думаю в это время года он должен быть красив.

— Очаровательного малыша я видела у Круглого пруда, — с улыбкой продолжала тётя Кэрри. — В красном пальтишке. Жаль, что ты не могла его видеть. Этакая прелесть!

Несмотря на все свои старания, тётя Кэрри смутно чувствовала, что Хильда не обращает на неё внимания: она в каком-то замешательстве смотрела на Дэвида, который стоял у окна, молчаливый и озабоченный.

Тётушка чутьём угадывала, что здесь что-то неблагополучно, — у неё на это был нюх, как у лисицы, которая чует охотника. В ней заговорило любопытство. Но Дэвид снова поглядел на часы, затем на Хильду.

— Теперь мне в самом деле пора, — сказал он. — Увидимся снова в три часа.

Он простился с тётей Кэрри и вышел. Насторожив уши, тётушка слышала, что он о чём-то разговаривает с Хильдой в передней. Но, к своему разочарованию, не могла разобрать, что именно они говорили. На этот раз любопытство победило в ней робость. И когда Хильда воротилась, она воскликнула: