Звезды у миров общие
Шрифт:
Ниже, за насыпью располагались кварталы «среднего класса» где жили торговцы мелкой руки, менялы, смотрители, клерки, мастера, ремесленники, а также стояли мастерские и ремесленные артели. Именно здесь ковалась, рубилась и ваялась слава королевства. Именно здесь мастера на все руки создавали оружие и доспехи для королевской рати, седла и сбрую, снасти и паруса, изысканную утварь, резную мебель, музыкальные инструменты, ткали сукно и шили одежду, и делали еще много всего, без чего невозможно было представить ни один зажиточный дом, и что по праву ценилось во всех краях света. Но, в основном,
А на самой окраине города, в грязных и убогих трущобах, ютилась городская беднота и всяческая уголовная босота – убийцы, грабители, карманники, проститутки, попрошайки и… романтики-вольнодумцы – кладезь дешевой рабочей силы и неиссякаемый источник преступлений. Здесь, в окраинных трущобах, тесно переплетшихся с темными подворотнями портового бидонвиля, хватало своих «ночных баронов», «серых епископов» и «сеньоров черного рынка», продававших все и вся: ворованные драгоценности и безделушки, отобранные за долги барахло и проигранные семейные реликвии, честно заслуженные награды и хитростью выманенные подарки. Не гнушались здесь торговать и людьми: проигранных женщин продавали в дома терпимости, проигравшихся мужчин в матросы. И лишь здесь, хоть и далеко не у всех, водилось и золото, и серебро, и медь.
Вот каким упорядоченным и в то же время «пестрым» был город Лонтерфол…
***
Решив срезать дорогу и не делать крюк, рыцарь велел карлику править через город.
– Ваше Высочество, думаю, будет лучше, если мы скроем вас от посторонних глаз, – предложил сэр Рогбир, когда они начали спуск в долину.
– Я не против, – безропотно кивнула леди Марэна, которой с каждой секундной овладевало отчаяние, ибо с каждой секундной приближалась неминуемая встреча с королем, которая могла стать её последней встречей с кем-либо вообще.
Карлик помог принцессе задернуть полог повозки и щелкнул кнутом, подгоняя лошадей.
Спустившись в долину, путники совсем скоро въехали на окраину города. Здесь, на кривых, залитых помоями улочках, сновало много подозрительных людей, которые, завидев путников, с интересом посматривали на повозку, прикидывая, чем бы в ней можно было разжиться. Однако разглядев на передке правящего лошадьми Эйсфо, жуликоватые рожи местных проходимцев расплывались в хитрой ухмылке и прохвосты склонялись в шутливом бандитском реверансе. Эйсфо здесь хорошо знали и уважали не только за его былые «подвиги», но и за исключительную (как они считали) пронырливость – не каждый из их круга мог подвизаться на королевском дворе, пускай и в роли «карлика на побегушках». Об истинном положении коротышки никто из местных воротил и не догадывался.
Одолев без эксцессов закоулки опасных трущоб, путники проехали по более просторным и чистым дощатым мостовым ремесленных кварталов, где проживало немало добрых знакомых сэра Рогибра. Перекинувшись парой слов со знакомыми мастерами, возвращавшимися домой после трудового дня, рыцарь нагнал повозку, которая въезжала на подвесной мост через ров. Увидев дикого рыцаря, стражники пропустили повозку без досмотра. Миновав мощеные камнем улицы «фешенебельного» предместья уставшие вояжеры въехали через южные ворота в королевский замок, минули солдатские
– Ваше Высочество, леди Марэна, мы приехали! – произнес сошедший с коня рыцарь. – Спускайтесь, я провожу вас до ваших покоев.
Марэна отодвинула полог и, подав дрожащую руку Рогбиру, уже без особого смущения сошла на землю по карлику, любезно предоставившему свою спину в качестве ступеньки.
– Почему вы так дрожите, принцесса? Вам нездоровится? – встревожился Рогбир, не хватало еще, чтобы принцесса после всего что произошло, слегла с хворью.
– Нет, все хорошо. Я всего лишь немного устала, – заверила рыцаря девушка, что его опасения напрасны.
– Вам все же стоит поскорее пройти в свои покои. Там, наверняка, вас ждут жарко пылающий камин и мраморная ванна с душистыми травами, – произнес рыцарь и добавил, кивая на отряхивавшегося карлика. – С вашего позволения я скажу пару слов этому охламону и сию же минуту провожу вас.
С этими словами рыцарь отвел Эйсфо в сторону.
– Что, будешь розгами сечь или сразу язык отрежешь? – дерзко осведомился карлик.
– Значит так, отведешь лошадей на конюшню, передашь их конюхам, – пропустил рыцарь мимо ушей вопрос мелкорослого наглеца. – После этого можешь проваливать. На сегодня ты мне больше не нужен.
– Как?! А наказывать меня, что, не будешь?
– Нет времени. Так что можешь быть свободен, как птица в полете.
– Рогбир, птице пару звонких серебряных «зернышек» не помешало бы. Горло промочить и наведаться к знакомым клушам, в одно теплое гнездышко, после сегодняшней жуткой ночи.
– Проваливай, «птица», пока я тебя не общипал!
– Ладно, ладно, обойдусь без твоих подачек, – проворчал Эйсфо. – Ох, не знаю, за какие грехи я с тобой мучаюсь?
– Брысь отсюда! – цыкнул рыцарь и, не теряя больше времени на карлика, повел принцессу по узкой каменной лестнице в её покои.
Передав живую и внешне вполне здоровую Марэну обрадованным нянькам, рыцарь отправился прямиком к королю, доложить о возвращении. Женщины приставленные прислуживать принцессе засуетились, захлопотали вокруг девушки, но прежде чем Марэна успела окунуться в приготовленную ванну, в её покоях появился король Арлинг Великодушный.
При виде монарха няньки склонились в почтенном поклоне. Марэна проследив за их действиями, неуклюже попыталась согнуться в подобной позе.
– Узнаю мою любимую дочь, – стремительно вошедший король, шагнул к принцессе и обнял её. – У нее никогда не получалось раскланиваться в реверансах.
«Это далеко не так просто, как выглядит со стороны», – мысленно согласилась с ним девушка, прижатая к широкой груди Арлинга.
Король взял Марэну за плечи и, отстранив, заглянул в её глаза.
Сейчас все и раскроется, обреченно вздохнула девушка, не в силах отвести полный страха взгляд.
Но, то ли колеблющийся свет свечей, в золоченых подсвечниках, играя бликами в глазах, скрыл еле уловимые изменения, то ли Арлинг был слишком возбужден, чтобы разглядеть метаморфозу, но ничего подозрительного в «зеркале души» своей «дочери» в этот раз он не заметил.