Звёзды в их руках
Шрифт:
– Мы принимаем все надлежащие меры предосторожности. Я осмелюсь заявить, что у нашего персонала - куда более скромный среднегодичный уровень заболеваемости, чем тот, который вы найдете на любом промышленном предприятии схожего размера. Хотя бы просто потому, что мы знаем проблему. А теперь, если мы пройдем вот в эту дверь, полковник Рассел, то увидим последний этап. Основной цех, где мы производим лекарства уже серийно, после того, как они прошли апробацию.
– Да, мне хотелось бы взглянуть на это. А вы уже запустили в производство
Но этот раз Ганн бросил на него острый взгляд, не пытаясь никоим образом скрыть свой интерес.
– Нет, - ответил он, - он по-прежнему проходит клинические испытания. А могу я спросить вас, полковник Рассел, как случилось, что вы...
Вопрос, на который, как запоздало понял Пейдж, было бы весьма затруднительно ответить, так полностью и не прозвучал. Над головой Гарольда Ганна пробудился к жизни ящичек переговорного устройства:
– Мистер Ганн, только что прибыл доктор Эббот.
Ганн отвернулся от двери, которая по его словам, вела в главный цех, с соответствующим, хотя и очень малым количеством вежливого сожаления.
– Ну вот, наконец-то мой человек, - с облегчением вздохнул он. Боюсь, мне придется резко сократить нашу экскурсию, полковник Рассел. Вы уже могли видеть, что за собрание важных персон у нас сегодня на фабрике. И мы ждали только доктора Эббота, чтобы начать очень важную встречу. Если вы меня извините...
Пейджу ничего не оставалось, как ответить "естественно". Спустя, как показалось, лишь несколько секунд, Ганн спокойно вернул его в приемную, откуда они и начали.
– Вы увидели все, что хотели посмотреть?
– спросила его секретарша.
– Думаю, что да, - задумчиво ответил Пейдж.
– Мисс Энн, у меня есть предложение, которое я хотел бы представить на ваше рассмотрение. Не будете ли вы так добры отужинать со мною сегодня вечером?
– Нет, - отрезала девушка.
– Я видела уже достаточно много космонавтов, полковник Рассел, и на меня они уже не производят впечатления. Более того, я не расскажу вам ничего сверх того, что вы услышали от мистера Ганна. Так что нет никакой необходимости тратить на меня свои деньги или время отпуска. До свидания.
– Не так быстро, - усмехнулся Пейдж.
– Я говорю о деле - или, если вам так нравится, я намерен причинить вам неприятности. Если вы уже прежде встречали космонавтов, то вы знаете, что они любят независимость. Не то, что наши земные сограждане, за всю жизнь ни разу не поболтавшиеся в невесомости. Я интересуюсь вовсе не вашим звонким девичьим смехом. Меня интересует информация.
– А я вот - не собираюсь вам ее давать, - спокойно ответила девушка.
– Так что поберегите дыхание.
– Здесь Мак-Хайнери, - спокойно произнес Пейдж.
– А также сенатор Уэгонер, и кое-кто еще из влиятельных персон. Допустим я отловлю кого-нибудь из них и сообщу, что "Пфицнер" проводит опыты над людьми?
Как только он произнес это, Пейдж заметил насколько побелели кулачки девушки.
–
– Допустим, но у меня есть повод для жалобы. И я отношусь к ней серьезно. Мистер Ганн не смог скрыть от меня кое-что, хотя очень старался. Теперь, я собираюсь передать свои подозрения по соответствующим каналам и добьюсь того, что в "Пфицнере" будет проведено расследование. Или, быть может, вы предпочли бы общение над отличной камбалой, поджаренной в перцовом масле?
Взгляд, брошенный девушкой в его сторону, нес в себе почти неприкрытую ненависть. Похоже, она не нашла способ притвориться. И теперь выглядела еще менее привлекательной. Вряд ли он когда-нибудь приглашал на свидание ТАКУЮ, по крайней мере ничего подобного он сейчас припомнить не мог. Почему он ДОЛЖЕН тратить на нее деньги и время своего отпуска? Помимо всего прочего, по переписи 2010 года в США насчитывалось пять миллионов непристроенных женщин, и по крайней мере 4.999.950 из них должны быть гораздо более привлекательными и менее упорными, чем эта.
– Хорошо, - неожиданно сказала она.
– Ваше природное очарование просто подкосило меня, полковник, иной причины для моего согласия нет. Пожалуй, даже интересно было бы услышать ваш блеф и посмотреть, как далеко вы уйдете с этой вашей сказочкой о вивисекции. Но мне не хотелось бы связывать наше свидание с вашей дурацкой шуткой.
– Вполне удовлетворен, - ответил Пейдж, с неприятным чувством осознавший, что его блеф НАЗВАН таковым.
– Предположим, я вас встречу...
Он замолчал, приметив, что голоса за двойными дверьми стали намного пронзительнее. Спустя мгновение, генерал Хорсфилд, как бык, ворвался в приемную, а по пятам за ним следовал Ганн.
– Я хочу, чтобы вы все поняли, раз и навсегда, - рычал Хорсфилд. Этот проект в конце концов окажется под военным контролем, если только мы не предъявим результатов прежде, чем придет время просить новые ассигнования. Здесь по-прежнему происходит много такого, что Пентагон расценивает как работу с ничтожной эффективностью и высоколобое теоретизирование. И если именно об этом Пентагон доложит в Конгрессе, вы знаете что предпримет Казначейство... Или что за него сделает Конгресс. Нам придется урезать расходы, Ганн. Понимаете? Урезать до минимума!
– Генерал, мы и так уже на самом минимуме, каком только можно существовать, - ответил Гарольд Ганн, достаточно миролюбиво, но и с определенной твердостью.
– Мы ни грамма этого антибиотика не запустим в производство, пока не будем всесторонне им удовлетворены. Иной другой путь - просто самоубийство.
– Вы знаете, что я на вашей стороне, - произнес Хорсфилд, став как-то менее грозным.
– И генерал Олзос тоже. Но ведь мы ведем войну, без оглядки на то, понимает это общественность или нет. Что же касается такого весьма чувствительного предмета, как смертельные дозы, мы не можем позволить...