Звезды в моих руках

Лим Юлия

– В общем, из-за фотографии с корпоратива, где я была с деловыми партнерами, в том числе и Петром Васильевичем, твой папа заподозрил неладное. Он увидел сходство между тобой и Петром. Когда он спросил, чей ты ребенок, я не смогла соврать. Знаю, я должна была попытаться спасти семью, но на самом деле, Аля, семьи уже давно нет. Мы с твоим папой мало что делаем вместе. Улыбаться на камеру или изображать заботливых родителей на школьных собраниях еще можно научиться, но нельзя быть счастливым, когда жизнь летит в пропасть. Я хочу быть счастливой, Аля.

– А что тебе мешает?

Мама

прикрывает глаза, а когда открывает их, ее голос становится холодным и слова звучат как заученные:

– Я хочу развестись с твоим папой, но это будет сложно.

– Почему? Из-за бюрократии?

– Нет… – Она волнуется, впивается пальцами в руль автомобиля.

– Мам… скажи уже?

– Я хочу съехаться с Пет… Петром Васильевичем и начать все заново. Для этого понадобится время, а тебе лучше не видеть, как мы с твоим папой будем постоянно ссориться. Но это же ничего, правда, Аля? Ты ведь сможешь потерпеть годик?

Глава 12. Жора

Свобода заканчивается в понедельник. Мать выписывают, я забираю ее из больницы. Домой идем пешком, потому что ей рекомендовали прогулки на свежем воздухе, хотя называть свежим воздух в нашем городе – лицемерие.

Веду мать под руку. Прохожие видят улыбающуюся маму и улыбаются в ответ. Все как положено: идеальная мама, сопровождаемая идеальным сыном. Ей нравится примерять на себя роли, которые можно скинуть в любое время без обязательств.

– Ты набрался сил? – Киваю. – Хорошо. Потому что мне они понадобятся.

Она уже не скрывает, что питается моими нервами. Во всех книжках про вампиров пишут, как круто, когда вампир ухлестывает за человеком. Романтика, любовь до гроба лежат на поверхности, под ними же скрывается несчастный человек, вынужденный коротать день за днем под бдительным контролем упыря. Ни в одной подобной сказке не говорится, что пара вампиров может жить счастливо. Им нужен кто-то обычный, чтобы скрывать собственные комплексы за его счет. Знай поклонники подобных историй, как на самом деле живется рядом с энергетическим вампиром, они бы сожгли все эти однотипные томики.

– Тебе нужно встретиться с моим врачом, – говорит мать. – Он хотел проконсультировать тебя, но вы разминулись.

– Зачем мне консультация?

– Я так сказала, разве не ясно? – Она притворно хохочет, будто я пошутил.

Змея. Надеюсь, врач даст противоядие.

– Как дела в школе, Жора? Ты исправил двойку?

– Неделя только началась.

Мать хмурится, взгляд становится злым. Еще одно возражение, и она меня размажет. Уничтожит, как букашку.

– Чтобы на днях исправил. У меня нет времени следить, как ты делаешь уроки, или проверять дневник. Если твоя учительница еще раз позвонит мне и скажет про новую двойку, я заставлю свою секретаршу следить за тобой. Тебе это не понравится, молодой человек.

Так и тянет сказать ей, что у нее полно времени на слежку за мной и пьяные выходки. Вместо этого киваю и с улыбкой продолжаю изображать счастливого сына.

На

следующий день отхватываю кусочек свободы. Тренировок нет, мать задерживается на работе, а я могу заниматься своими делами. На уборку и приготовление ужина много времени не нужно. За годы рабства я приноровился прятать грязь.

Выхожу на балкон, сажусь в кресло-качалку и читаю классику. Задания по литературе невыносимо скучные, от математики хотя бы скулы не сводит. Просыпаюсь от запаха табака, щекочущего ноздри. Потираю глаза, убираю книгу.

– С добрым утром, – говорит Вася, махнув в знак приветствия. – Вижу, Достоевского читаешь.

Я и забыл про него. Наш сосед с огромной плазмой и пустой квартирой. Стоит по пояс голый, в пушистых тапках на босу ногу и в темно-зеленых штанах в коричнево-желтую клетку. Какая безвкусица. Какое ему дело до того, что я читаю?

– Экзамены скоро, – говорю. – Освежаю в памяти.

– Кому ты брешешь? Я видел, как ты заснул. Спорим, ты ее даже не прочитал?

– Твоя проницательность бесит. – Озвучиваю то, что думаю.

Может, мне удастся избавиться от навязанного общения? Он помог мне выбраться с закрытого балкона, но это не делает нас лучшими друзьями.

– И че? – смеется Вася. – Стыдно стало, что ль?

– Нет. Просто эта концепция устарела. – Мне становится легко.

В школе и с матерью я не высказываю своих мыслей. Проще адаптироваться и подмазываться так, чтобы никто не знал, какой ты на самом деле. С Алей… с ней все сложно. Ей я еще не врал, но не знаю, что будет, когда у нас завяжутся отношения. А с этим чуваком с голым торсом, торчащим на балконе, когда на улице плюс пять, все как-то просто. Будто так и должно быть.

– Какая?

– Раскольников убил людей и раскаялся. В современном мире постоянно кто-то кого-то мочит. Вон, почитай новости: то на бытовой почве, то из-за выпивки, то еще из-за чего. В убийстве уже давно нет ничего удивительного. Во времена Достоевского такое читали, трясясь под одеялом, в наше время можно нагуглить фотки с мест преступлений с самых разных ракурсов и не почувствовать ничего. Почему я вообще должен тратить время на эту книгу?

Замолкаю. От длительного монолога собственный голос звенит в ушах. Никогда так много не говорил.

Вася тушит сигарету и ухмыляется.

– Если твоя училка по литре узнает твое мнение, она засунет его тебе в жопу и поставит два.

– Поэтому я ей ничего не скажу. Напишу сочинение из общеизвестных фактов и псевдоанализа. Ноль творчества или вольнодумства. Другого от нас в школе и не ждут, – хмыкаю я.

– Интересно базаришь. – Вася чешет подбородок с пробивающейся щетиной. – Ты прям бунтарь. Смотрел фильм «Свободные»? [1]

– Нет.

– Там в городке запрещена рок-музыка. Типа от лукавого, все дела. И туда приезжает новенький, который танцует под эту музыку. Парниша пошел против системы. Ты мне его напоминаешь.

1

Оригинальное название Footlose.