Звезды в моих руках
Шрифт:
После урока вызываюсь помочь навести порядок в кабинете. Одноклассники уходят, я ставлю стулья на парты, подхожу к доске и разглядываю тряпку. Когда заходит классуха, наклоняюсь к ведру с холодной водой и морщусь, шумно вдыхаю воздух. Начинаю стирать мел с доски, то и дело придерживая бок свободной рукой.
– Жора, что-то случилось? – спрашивает Наталья Львовна.
– Нет… – Виновато смотрю на нее исподлобья. – На самом деле… да. И я не знаю, с кем об этом можно поговорить.
Воровато озираюсь, вдруг кто-нибудь услышит, как я «настучу». Классуха замечает мои переживания
– Ты можешь рассказать мне все, Жора. – Она берет меня за руку. По-матерински, так, как опекун держит малолетнего приемыша. Ты можешь мне доверять, говорят ее глаза и жесты. – Я никому не расскажу, если это тебе навредит. А если это что-то ужасное, мы обратимся в полицию или поговорим с твоей ма…
– Нет, не надо! – Испуганно отдергиваю руку. – Пожалуйста, только не сообщайте им. И маме тоже… Нельзя, чтобы она узнала. – Осознаю, что слишком сильно дернулся для избитого, и снова прижимаю руку к боку. – Пообещайте мне, Наталья Львовна.
– Ладно. Хорошо. – Она озадаченно смотрит на меня. – Тогда просто расскажи, что случилось, и я придумаю выход из ситуации.
– Понимаете… Меня не очень любят в школе. – Зажимаюсь, съеживаюсь. Все в моем поведении должно давить на ее жалость, на ее материнское чутье. – Я… Я не могу об этом говорить. Можно я… покажу?
Классуха кивает. У меня не будет другого шанса, нужно сделать все идеально. Расстегиваю рубашку. Она не останавливает меня, но отводит взгляд. У нее краснеют щеки. О чем таком она фантазирует?
Сжимаю ткань рубашки, замираю в нерешительности. Нельзя выходить из образа, иначе вся постановки провалится.
– Не бойся. – Наталья Львовна подходит ближе и бережно убирает мои руки. – Я сама посмотрю.
Она раздвигает полы моей рубашки. Я едва не кидаю взгляд в камеру. Если сорвусь сейчас, то в будущем кто-нибудь докопается до этого и скажет, что я все подстроил, и тогда у меня будут проблемы. Здесь я – пострадавшее лицо, нужно вести себя соответственно.
– Боже… – Она выдыхает, чуть отшатывается и во все глаза смотрит на меня. – Это то, о чем я думаю?
– Меня избили, – отвечаю шепотом.
– Все выглядит ужасно. – Классуха тянет пальцы, чтобы прикоснуться ко мне. Я запахиваю рубашку. Не хватало еще размазанных синяков. – Кто тебя избил?
– Не могу сказать. – Опускаю глаза.
– Я сейчас же позвоню твоей маме. – Она берется за телефон, но я вовремя отбираю его, изображаю отчаяние.
– Вы же сказали, что поможете! Обещали ей не звонить! – Голос дрожит.
Самому от себя противно, какое жалкое существо приходится изображать.
Откладываю телефон на парту и хватаю училку за плечи. Она вздрагивает.
– Вы дали мне слово! – Давлю на ее совесть. Ответственные люди всегда ломаются, если хорошенько на них надавить. Падаю на колени и складываю руки в молящем жесте. – Не нарушайте его, Наталья Львовна. Иначе… я покончу с собой!
– Ну что ты, Жора. – Она всплескивает руками и пытается меня поднять. Тянет вверх за руки. У нее не хватает сил, а мои ноги случайно подкашиваются.
Классуха нависает надо мной, упираясь ладонями в пол. Любой взрослый,
– Прости. – Она подскакивает и поправляет на себе одежду, приглаживает волосы. Я поднимаюсь следом, держась за бока. Рубашка расстегнута. – Я никому ничего не скажу. Но что ты будешь с этим делать?
– Ничего. – Грустно улыбаюсь и подхожу к ней. – Мне нужен был человек, которому я смогу излить душу. Наталья Львовна, вы замечательная женщина. – Я крепко обнимаю ее.
Спектакль окончен, можно забрать камеру и монтировать видео.
Глава 15. Аля
На уроках вместо того, чтобы сосредоточиться на новых темах и заданиях, ищу в телефоне статьи.
«Как откровенно поговорить с родителями», «Как подростку объяснить взрослым, чего он хочет», «Как быть, если что-то не получается и нужна помощь родителей».
Ни одна статья мне не поможет. Главный совет – сядьте за стол и подробно расскажите взрослым, что вас волнует. Меня никто не слушает! Мама проводит все больше времени на работе, папа даже если и слышит, то никак не реагирует, потому что я ему чужая. Семнадцать лет была своей, а тут он вдруг передумал! Еще в таких статьях рекомендуют посетить семейного психолога. Только вот почему-то никто не учитывает вариант, что подростку нечем платить за услуги специалиста, а его родители не общаются друг с другом. Объяснить им, что они не правы, у меня не хватит ни смелости, ни упрямства. Каждый из них думает, что прав, и будет отстаивать свое мнение до конца.
– Ты снова притихла. Когда там игра? – спрашивает Роза.
– Понятия не имею. Жилин не озвучивал точную дату. Сказал просто «через две недели». – Изображаю кавычки пальцами.
– Ща все будет. – Подруга хватает телефон и строчит кому-то сообщение. Через полминуты ей приходит ответ. – Игра в воскресенье. Их школа не так уж далеко от нашей. – Она показывает мне путь на карте.
Обидно, аж глаза от слез пощипывает. Жмурюсь и разминаю веки. Жора все это время знал, где я учусь, и ни разу не пришел. А сам болтал, что я ему нравлюсь и что мы должны встречаться. Разве можно ему верить после такого? А еще тот случай с Кристиной у Розы дома…
Когда открываю глаза, слезы хлещут водопадом.
– Боже, Аля! Ты чего? – удивляется Роза.
Утыкаюсь лицом в руки на парте и беззвучно выплакиваю скопившийся стресс. Даже от пощечины папы было не так больно, как от безразличия со стороны Жоры. Роза поглаживает меня по спине круговыми движениями, становится жарко.
– Ты это из-за экзаменов, да? Нервы не выдерживают? – жалостливо спрашивает она. – Ничего плохого в этом нет, у меня тоже иногда слезы так и брызжут.
С трудом успокаиваюсь, распрямляюсь и вытираю слезы. Тянусь к зеркальцу в рюкзаке. Глаза красные, опухшие. Косметика расплылась. Быстро снимаю ее ватными дисками. За последние две недели я столько раз выглядывала в окно в надежде, что Жора ждет меня, что перестала носить некоторые учебники, лишь бы все необходимое для макияжа поместилось в рюкзак.