Звёзды вовне
Шрифт:
Страсть к тебе меня пленяет райским садом –
Кр'yгом голова, не шелохнуть рукой!
Всем стихам ты повод и судья единый,
Вечно ты внезапна и глаза слепишь.
Когда улицы зальёт закат малиной,
Заплети меня в свои снопы…
Не прощай того, кто дело, струсив, бросит.
По земле твоей один готов бродить.
И моя молитва ничего не просит,
Лишь одна мольба: позволь
До предела боли, до истоков ночи,
Вдоль железных улиц – длинных и пустых -
В дар твоим младенцам мне, беднее прочих,
Миндаля с изюмом Бог велел снести.
Наше сердце держишь крепкою рукою.
Если вдруг устанет биться в беготне,
Не жалей, не дай ему налиться тьмою,
Словно дом без звёзд, оставшихся вовне.
Месяц жарче губ влюблённой поварихи,
Небо влажным кашлем оглашает тьму.
Как платок, мне фига листик сбросит тихо.
Поклонюсь
Я ей
И подниму.
И, когда однажды грянет барабан
В городах больных, глухих среди торгов,
Упаду с улыбкой, не стесняясь ран,
Между колесниц и поездов.
Песня на музыку Н.Шемер в исп. Х.Альбертштейн
Ветер и все его братья
Посмотри, вот мой город с поблекшим щитом.
Весть об осени робкой дороги несут.
Ко дворам, и к дверям, и к шарманке тайком
Страны новые, крадучись, льнут.
Серый вечер подул, гроздь ворон на столбах,
Колея из свинца покраснела в тумане,
Неспокойно дыханье деревьев в садах.
Этот час, как он долог и странен!
Потемневший простор распахнуться готов.
И оттуда, над тенью моста пролетая,
От села, погружённого в стоны быков,
Где слепит тучи молнии нить золотая,
Возникает из чащи, летит вдоль ок'oн…
Салютуют дома буре, мчащейся мимо.
В её праздник и смех, в её песнь вовлечён
Я - испугом, волненьем гонимый.
Я к забору прижат и дохнуть не могу.
Её молот гремит, сотрясая весь город.
И охрипшее небо,
Склоняясь
По глазам его хлещет и воет.
Что за мощь, что за ширь, что за страшная тень,
Что за длань над моей головою?
Дай мне, Бог всемогущий, в последний мой день
Пасть у врат Твоих царств, умереть пред Тобою.
Но я счастлив ещё: ветер трепет листву,
И бегут голоса в русле улиц привольно.
Пусть львиная доля
Достанется льву,
Нам и яблока будет довольно!
Ибо шири без края и лет длинный ряд
Город мой окружают любовным стенаньем.
Я и сам наполняюсь дрожью оград
И от счастья заплакать готов, словно камень.
Если б знал ты, мой Бог, как дорога чиста…
Затихая вдали, буря зла и прекрасна.
И с дрожащею спичкою ищет звезда
Нашу землю в пространстве напрасно.
Под раскаты внезапных громов в темноте,
Мимо скверов, базаров, не пряча лица,
Хорошо, как ошибка, блуждать в простоте
Меж имён без числа, слов и встреч без конца.
Вечер в старом трактире и заздравная песнь трактирщице
Если встретится вам средь долины село
И дорога пройдёт ваша близко,
То в старинный трактир загляните, сыны,
От меня передайте привет и записку.
Ибо, может быть, зря наши песни мы пели,
Может, в их колымаге не уедем далёко,
Но,
Зато уж наша хозяйка трактира…
Блажен, чьё узрело око!
Ты красива красой и величьем слона.
Что за бёдра! И кто их обхватит, подруга?
И, припомнив тебя, ночью наши сердца
Из гнезда выпадают с испуга.
Ты, как гроздь винограда, - сок брызжет в глаза,
Твоим светом душа,
Твоей тьмою согрета.
Средь бесплодия дней наших ты как колосс
Красоты, и блаженства, и лета.
Для слезы умиленья, улыбки раба
Создана
Империя тела.
Если б выжила в мире единая песнь,
Для тебя, о тебе б
Она пела.
И, пока свет в окне, на тебя посмотреть
Твои мёртвые явятся в свете луны,