Звоночек 3

Маришин Михаил

– Точно так, товарищ комиссар государственной безопасности первого ранга!

– Ну и что? Почему не действуете обычным порядком? Обсудить в парторганизации, выдвинуть наверх предложение, защитить. И так до самой конституционной комиссии.

– С кем обсуждать? Я своих бойцов на технику-механику натаскиваю, на юриспруденцию времени, уж извините, не хватает. Читка уставов и действующих законов - потолок. Тут уж, извините, нужен профессиональный, - от этого слова я скривился, натерпевшись за свою жизнь от "профессионалов", - государственный подход. Среди кухарок, простите, этот проект

обсуждать не только бесполезно, но и вредно. Уж больно идеи там, я бы сказал, оригинальные. Разнесут сплетни, может получиться много вреда.

– Даже так? Вредный уголовный кодекс?
– переспросил Берия смеясь.
– Хорошо, что вы не вредитель, товарищ Любимов! Вы по-мелочи не играете! Уж если валить советскую власть, так под корень!

Направление разговора перестало мне нравиться и я не стал отвечать, а нарком, немного успокоившись, вроде как в шутку спросил.

– Ведь не вредитель же?

– Судите сами, товарищ комиссар госбезопасности первого ранга, - я старался отвечать как можно более холодно и ровно, давая понять, что такие шутки мне не по душе.
– Я бы мог сразу с этим вопросом пойти к своему хорошему знакомому, секретарю партийной конституционной комиссии, члену ЦК партии товарищу Кирову. Однако, уважая вас как честного человека, преданного партии большевика и главного, на данный момент, специалиста Союза ССР в поднятом вопросе, пришёл к Вам. Впрочем, если вы не готовы, то я могу уйти.

– Зачем вы так сразу в штыки всё принимаете? Ми знаем, что вам доверяют многие уважаемые товарищи, - Берия откинулся к спинке стула.
– Некоторые, правда, не доверяют. Но больше тех, кто доверяет. Как мы можем не прислушаться к мнению товарищей? Просто работа у нас такая, что мы проверять должны. И тех, кому не доверяют, и, особенно, тех, кому доверяют. Враги советской власти не дураки. Они как раз и стремятся втереться в доверие к уважаемым товарищам. Чтобы потом побольнее ударить изподтишка. Поэтому обижаться нечего. Тем более, вы сам теперь настоящий чекист и должны набираться опыта оперативной и следственной работы.

– Где-то я это уже слышал, товарищ комиссар государственной безопасности первого ранга, - ответил я с лёгкой иронией.
– А, припоминаю... Этим постоянно тычет мне майор госбезопасности Кобулов. Забывая, видимо, что Ягоде моего опыта следственной работы хватило с избытком. А про оперативную мог бы Ежов рассказать. Да вот беда - уклонился в сторону моря.

– Вам просто повезло, что выкрутились, - расслабленно махнул рукой нарком внудел, всем видом демонстрируя, что сказанное ему абсолютно безразлично.

– Как сказать, как сказать, товарищ Берия. Один раз - везение. Два - совпадение, - тут я, глядя до того на сцепленные на столешнице руки, резко поднял глаза и в упор спросил.
– Вы ведь не хотите вывести закономерность?

– Сколько лет я вас знаю, товарищ Любимов, ви всегда ведёте себя вызывающе и питаетесь мнэ угрожат. Бэсполэзно. Тэм болэе, что у вас самого рыло в пуху! Ви прэдпочлы нэ замэтыт контррэволюцьоного сговора ваших подчынёных. Значыт самы замэшаны и являетэс скрытым врагом!

В том, что настучат, я и не сомневался, но чтоб самому наркому?

– Чтобы подобное утверждать,

надо возбудить дело, провести следствие, передать в суд и дождаться приговора. Но можно взглянуть на ситуацию и с иной стороны. Товарищ Берия, как получилось, что вы назначили на ответственную должность человека, которого подозреваете во вражеской деятельности?

– Это оперативная необходимость, товарищ Любимов, - на чистом русском, спокойно, Лаврентий Павлович продолжил словесное фехтование.
– Подозреваемого, пока тот явно не проявил себя, лучше держать поближе и под присмотром, перекрыв ему возможности для контрреволюционной деятельности.

– Значит, работа отдела ДВС промышленного управления ГЭУ саботируется с вашего ведома?

– Оперативная обстановка в отрасли опасений не вызывает и позволяет проводить такие операции.

– Откуда это вам доподлинно известно? У вас есть ещё один такой же, только тайный, отдел?

– Пожалуй, вы правы, товарищ Любимов, - усмехнулся Берия, - вам уже можете справиться с чекистской работой. Понемногу. Давайте перейдём к делу, ради которого вы пришли. Расскажите о этом вашем новом уголовном кодексе.

– Он, собственно, не мой, - я чуть растерялся от такой резкой смены темы разговора и полез в портфель за бумагами, - это проект старшего лейтенанта госбезопасности Косова. Вот, возьмите готовую часть.

– Не имеет большого значения сейчас. Изложите суть...

– Если самую суть, то...
– я немного запнулся, не зная, как начать.
– В общем, глядя на внедрение партией в промышленности параллельной системы движения денежных средств и продукции, резко повышающей её, промышленности, эффективность, товарищ Косов задумал применить это правило к работе наркомата внутренних дел. Действительно, ведь мы не знаем, насколько эффективно работает НКВД! Допустим, воры в год крадут какую-то сумму, а на какую сумму защищает наркомат? Уж не обходится ли он советскому государству дороже воров? Может, лучше пусть воруют, а наркомат вообще ликвидировать?

– Достаточно!

– Но, товарищ Берия, я ещё даже не начал...

– Я уже успел заранее познакомиться с этим вражеским планом по уничтожению НКВД, - усмехнулся нарком и одновременно с его словами в кабинет ввалились четыре дюжих молодца.
– Вы арестованы, гражданин Любимов, сдайте оружие.

Четверо. Уважает, зараза. Не валить же его, он мне нужен! А потом что, с боем прорываться? А потом?

– Ну и дурак же ты, Лаврентий Павлович!
– в сердцах брякнул я, расстёгивая портупею.

Эпизод 8.

Внутренняя Лубянская тюрьма - место паршивое. Крашеные стены, кафельный пол, холодок и снаружи, и внутри, чего греха таить. Больно уж на мозги давит замкнутое пространство. Камера без окошка с пристёгнутыми к стенам индивидуальными дощатыми щитами-лежанками.

Зато компания весёлая. Когда меня поместили в "двушку", было сколько-то времени, чтобы подумать о душе своей грешной в полном одиночестве. А потом дверь открылась и конвоир впихнул "соседа". Лицо побито, но узнаваемо.