Звучат лишь письмена
Шрифт:
Из расспросов удалось выяснить, что в юрте якобы находится серебряная рака с костями Чингисхана. Каждый год в двадцать первый день третьего месяца по лунному календарю ордосские монголы устраивают большой праздник — тайлга[7] — в честь Чингисхана. К его юрте подвозят Донду-Эджен-Хоро — Среднюю ставку Владыки, ставку первой жены хана, и Бага-Эджен-Хоро — Младшую ставку Владыки, с платьем ханши Гурбел-джин. В этот день в жертву Чингисхану приносят лошадь.
Пунсак, монгол из хошуна[8] Ушин, рассказал Григорию Николаевичу легенду о том, что в древности Чингису приносились и человеческие жертвы. Кровожадного Чингиса смирил тибетский панчен-эрдени[9].
…Сантан Джимба с сожалением посмотрел на остывший камелек и добавил:
— И каждый год во время празднества тайлга в песнях поминают прекрасную хатун.
Несильным, но чистым голосом он пропел:
Шел по горам Муна,
вел свой монгольский народ,
тангутское царство себе подчинил,
царицу прекрасную Гурбелджин полонил,
о император с императрицей!
Затем столь же неожиданно оборвал песню и сказал:
— Огонь погас, спать пойдем.
Мертвый город
Давно позади остался Ордос, страна древних легенд и чудесных преданий. Многие из этих легенд, услышанных и записанных Г. Н. Потаниным, были связаны с именем Чингиса, с походом монголов в Ордос против тангутов. О каждом памятнике старины местные жители могли сообщить десятки занимательных историй. Многочисленные развалины древних городов свидетельствовали о процветании страны в прошлом. По преданиям, все эти города были уничтожены Чингисханом.
Об услышанном и увиденном в Ордосе Григорий Николаевич вспомнил еще раз, когда руководимая им экспедиция двигалась вниз по течению реки Эдзин-Гол[10]. В долине, зажатой с двух сторон песками пустыни, там и тут заросшей кустарниками и полузасохшими деревьями, часто попадались следы древних каналов, развалины небольших городов-крепостей, засыпанные песком остатки жилищ. Все говорило о том, что долина когда-то была густо заселена. А ныне здесь кочевало лишь несколько десятков семей монголов-торгоутов[11]. Расспрашивая их, Григорий Николаевич не мог найти ключа к разгадке тайны долины. Только одно известие помогло приоткрыть эту тайну. Один из монголов-торгоутов, не зная, что сказать далекому гостю о старых каналах и разрушенных крепостях, сообщил:
— Слыхал я от стариков, что в устье реки, от озера Суху-Нор на восток, есть каменная река. Как вода в реке, по земле камни текут. Куда текут, не знаю. И еще есть там большой город. Город я сам видел. Огромный город со стенами и башнями. На башнях субурганы[12] стоят. Только город совсем, совсем пустой, мертвый город Хара-Хото[13]. Некоторые люди говорят, называется тот город Эрге-Хара-Бурюк — Источник силы. Если хочешь город увидеть, от самого восточного рукава Эдзин-Кун-делен-Гола поезжай на восток. Коль утром выедешь, к вечеру стены города увидишь. Кто ездит, песок роет, вещи серебряные находит. Только знай, воды там и близко нет. Кругом пески.
О таинственном городе Г. Н. Потанин не раз вспоминал и в Иркутске, где он прожил три года после возвращения из экспедиции, и в Петербурге, где он в 1892 году наконец закончил свой двухтомный отчет о ней.
Что это был за город? Какие тайны скрывали его полуразрушенные стены? Было ясно, что ответить на эти вопросы сможет лишь тот, кто сумеет найти этот город. А это оказалось нелегко. В 1900 году А. Н. Казанков, исследуя низовья Эдзин-Гола, расспрашивал торгоутов о Хара-Хото. Но торгоуты ему ответили, что никаких развалин в окрестностях нет и напрасно русские думают, что они больше знают об этих местах, чем сами торгоуты. Скрыли они существование Хара-Хото
Раскрыть загадку мертвого города, затерянного в песках пустыни, было еще более заманчиво, так как в печати одно за другим стали появляться сообщения о необычных письменах древнего государства тангутов, народа, так часто упоминаемого в ордосских легендах.
ЗАГАДОЧНЫЕ ПИСЬМЕНА
Молчат гробницы, мумии и кости,
Лишь слову жизнь дана.
Из древней тьмы на мировом погосте
Звучат лишь Письмена. И. А. Бунин, Слово.
Старый спор
В 1846 году известный английский китаевед Джеймс Легг вынужден был из-за болезни покинуть Гонконг и возвратиться в Лондон. Как-то раз, когда он работал в своем кабинете, в дверь постучали:
— Войдите.
Перед Леггом предстал молодой человек, который передал ему письмо. В письме один из друзей Легга рекомендовал ему юношу, по профессии столяра-краснодеревщика, как человека начитанного, который совсем недавно самостоятельно занялся изучением китайского языка. Незнакомец поспешил представиться:
— Александр Уайли.
«Зачем столяру заниматься китайским языком?»— подумал Легг и спросил:
— Простите, что заставило вас взяться за этот язык?
Молодой человек смутился, но быстро ответил:
— Прошлой зимой я в одном старом книжном ларьке натолкнулся на книгу Премара[14] о китайском языке. Поскольку я знал латынь вполне достаточно, чтобы прочесть ее, я выучил все, что там есть. Я желал бы и дальше заниматься китайским.
Незнакомец заинтересовал Легга, и ему захотелось немедленно испытать его. На столе лежал китайский перевод «Нового завета».
— Мистер Уайли, не будете ли вы любезны прочитать для меня несколько строк из этой книги?
Уайли раскрыл книгу, не торопясь прочел столбец, затем второй, каждый раз давая приблизительный перевод прочитанных фраз. Произношение его было неточным, но он быстро схватывал нужное значение иероглифов и удачно переводил их всевозможные комбинации. Получить столь неплохие сведения о языке совершенно самостоятельно, пользуясь лишь устаревшим учебником! Легг был удивлен способностями и трудолюбием молодого человека.
В 1847 году но его рекомендации столяр-краснодеревщик из Шотландии и будущий известный английский ученый-китаевед Александр Уайли выехал в Китай в качестве управляющего бюро печати Лондонского миссионерского общества в Шанхае.
Александр Уайли заинтересовался забытыми языками и письменностями пародов Китая. Его внимание привлекла шестиязычная надпись на воротах Цзюйюнгуань, недалеко от Пекина, относящаяся к XIV веку. Когда-то эти ворота стояли на большой дороге из Пекина в Монголию. В 1345 году на внутренних стенах массивных ворот, украшенных пышным орнаментом и барельефными изображениями буддийских божеств, на шести языках были выгравированы священные буддийские тексты. Письмена пяти надписей оказались уже известными. Шестая была совершенно непонятна. Однако поскольку часть текста, высеченного на воротах, представляла собой дхарани — набор буддийских заклинательных формул, древнеиндийское звучание которых передавалось на всех языках приблизительно одинаково, можно было с полным основанием предположить, что и знаки неизвестного письма передают звучание этого же самого хорошо известного текста. Александр Уайли вместе с молодым французским китаеведом Эдуардом Шаванном принялись за расшифровку неизвестных письмен. Было установлено, что каждый знак таинственного письма передавал один слог санскритского слова. В результате исследователи определили приблизительное звучание нескольких десятков загадочных знаков.