Звучит повсюду голос мой
Шрифт:
Внезапно голос Нисы оборвался, будто песня в горле застряла. Тарлан и Сона прислушались, но девушка не продолжила.
– Знаешь, Сона, я попросил Агу, чтобы он сочинил для тебя газель. Не бойся, я не назвал твоего имени, я просто сказал, что газель для моей любимой. А он будто в моем сердце побывал.
Сона знала о дружбе Тарлана с Сеидом Азимом и теперь, как только услышала "ага", поняла, о ком речь. Большинство газелей Сеида Азима расходилось по Ширвану, Сона не пропускала ни одной и заучивала их наизусть. Она взяла листок, протянутый ей Тарланом, лицо озарилось нежной улыбкой, она услышала голос поэта:
Будь– Ага сказал, даря мне свою газель, что, прочитав ее, моя лань не убежит, не испугается... Он только посетовал, что девушка не сможет сама прочитать сочиненную для нее газель, и очень обрадовался, когда я сказал ему, что ты умеешь читать. "Слушай, Тарлан, какой ты счастливец, твоя любимая умеет читать! В наше время это большое богатство, у нас и среди мужчин не много найдется таких..." И я счастлив... Сона, любимая моя...
Он снова взял Сону за руки. Неожиданный шум напугал обоих. Сквозь ветки кустов, цепляющиеся за одежду, к ним продралась запыхавшаяся Ниса. Она дрожала от страха. Задыхаясь от волнения, она проговорила:
– В лесу бродит кто-то чужой. Сначала я услышала ржание коня, решила, что кто-то проезжает лесной дорогой мимо, но потом шорохи приблизились, я увидела тени каких-то людей... За нами следят!
Вот что оборвало песню Нисы.
Действительность неумолимо обрушилась на молодых людей. Прекрасные мечты развеялись как дым. Теперь Соной руководил страх. Она схватила руки Тарлана и с силой встряхнула:
– Ага Тарлан, да буду я твоей жертвой, беги! Не дай аллах кому-нибудь увидеть нас вместе! Беги! Если прольется твоя кровь, и мне не жить!
Тарлан торопливо произнес:
– Жди меня, Сона, я обязательно приду за тобой...
– Кустарник стеной сомкнулся за гибкой фигурой юноши.
Исчезли глаза, смотревшие с любовью на Сону, исчезли губы, произносившие слова, полные надежды, веры и радости... Сладостный сон развеялся. Осталась реальная жизнь. Он беспокоился лишь о том, чтобы она согласилась быть с ним, и не думал, что кто-нибудь сможет помешать им бежать. Ему казалось, что его тайну знает он один, а о ней знали и другие... И знал не кто-нибудь, а Молла Курбангулу, пекущийся не столько о делах правоверных, сколько о собственном кармане.
Признаться, сегодня он набрел на влюбленных случайно. Молла был приглашен в соседнее с Шемахой село на раздел имущества, оставшегося после умершего, между его тремя женами. Известно, что коран разрешает иметь правоверному мусульманину не более четырех законных жен и предписывает содержать всех своих жен в достатке. Несколько дней потребовалось Молле Курбангулу, чтобы распределить имущество между всеми наследниками покойного. Изрядный куш получил священнослужитель за свои труды, но так устал, что по дороге решил свернуть в лес, чтобы немного отдохнуть. Он сполз с седла, надел путы на передние ноги коня и отпустил попастись на зеленой траве. А сам решил спуститься к берегу реки, чтобы умыться и освежиться после трудов праведных. Вот тут он и набрел на Сону и Тарлана. Он присел на корточки, чтобы его не заметили беседующие. "Пах, пах, пах! Вот и сынок господина Гаджи Асада развлекается с чанги... Чтоб мне пропасть, хорошенькое дельце для Гаджи, ничего не скажешь...
Молле Курбангулу очень хотелось узнать, о чем беседуют молодые люди, он и так и сяк прикладывал руку к уху, но ничего услышать не мог. Тогда он решил подобраться поближе. Но проклятый тюрбан зацепился за куст и упал. Молла наклонился поднять его, ноги обо что-то споткнулись, и он упал ничком на землю, не сдержав крика. Вот тут-то Ниса и поняла, что за ними наблюдают чужие глаза. Опрометью, с криком бросилась она к Соне. Молла Курбангулу поднял голову с земли:
– Ах, сукина дочь, у нее и сторожа есть!
Проворно поднялся с земли, испугавшись, что его узнали. "Аллах милостив, может, и не узнали, а то на нынешнюю молодежь разве можно надеяться! Схватит, негодяй, за глотку, задушит и закопает в лесной чащобе. Иди потом, шуми сколько хочешь, кто узнает! Нет, лучше убраться, пока цел". Он бегом вернулся к коню, освободил его от пут, торопливо взобрался в седло и поскакал в Шемаху.
СОВЕТ
Узнав, что сын посещает сборища у Махмуда-аги, Гаджи Асад сначала не поверил, вернее даже, не придал значения слухам. Но когда разговоры об этом участились, он забеспокоился. Вначале он пытался выведать у самого Тарлана, правда ли, что о нем говорят, но тот делал вид, что не понимает намеков отца. Разозлившись, Гаджи излил свой гнев на жену Бирджа-ханум.
– Послушай, жена, запрети своему щенку показываться в доме Махмуда-аги, это я тебе говорю!
– Ай, Гаджи, ведь это дом Махмуда-аги, что там может быть плохого?
– Лучше бы аллах разорвал твой живот в день, когда ты рожала этого щенка! Не заставляй меня повторять дважды, чтобы он не ходил в этот притон!
– По правде говоря, я много раз его корила, ругала, но он совсем ребенок, говорит, туда все знатные молодые люди города ходят, почему и ему не ходить?
– Да покарает аллах вас обоих!
– У Гаджи Асада глаза были готовы выскочить от злости из орбит.
– Если другой что-то дурное делает, он тоже должен, что ли? Каждый, кто туда ходит, будет гореть в аду! Ты не слыхала, что молла говорит?! Не знаешь, что играть на таре и слушать его - грех! Я уже не говорю об этих бесстыжих чанги Когда у сына твоего глаза ослепнут, тогда ты будешь лучше соображать! Чтоб у него, проклятого...
Женщина задрожала от страха:
– Ай, Гаджи, ради всего святого, не проклинай ребенка, ничего тяжелее нет родительского проклятия, будь милосердным, накличешь на моего ребенка беду...
Бирджа-ханум горько заплакала.
Гаджи Асад разозлился:
– Ты траур здесь не разводи! Подумай сама, если он меня, своего отца родного, не слушает, что я должен делать? Набрать в рот воды и молчать? Пусть остерегается божьего гнева и, пока не поздно, одумается!
Он бы еще долго ворчал, но тут прозвучал вечерний азан. После вечерней молитвы в комнату вошел слуга и сказал, что пришел Молла Курбангулу. Гаджи Асад встретил его в дверях:
– Пожалуйте, Молла Курбангулу, пожалуйте в дом.
Молла Курбангулу скинул в дверях шлепанцы, подобрал развевающиеся полы привезенной ему из Мекки Гаджи Асадом в подарок египетской абы из черной тонкой шерстяной ткани, прошел на почетное место в комнате и сел на предложенный Гаджи тюфячок. Сам хозяин сел рядом с гостем.
– Начало холодать, Гаджи-ага, на улице такая стужа, можно подумать, разгар зимы, а на самом деле только первый месяц осени.
– Да, первый месяц, но днем я выходил на Базар, было довольно тепло.