...Да поможет мне бог
Шрифт:
— Ваше замечание, возможно, справедливо в отношении мистера Ханта, но не в отношении миссис Беквуд, — ответил Спенсер. — Я никогда не просил миссис Беквуд давать показания в мою пользу.
— Но вы просили мистера Ханта?
— Да, просил, господин председатель, но, как мне известно, мистер Хант уехал из Нью-Йорка по причинам частного свойства. Я полагаю, что комиссия сможет без особого труда найти мистера Ханта и обязать его явиться сюда.
— Господин председатель, — обратился Корнел к Биллинджеру.
— Слушаю вас, господин адвокат.
Фамилия
— Мистер Донован, чем занимается мистер Хант?
— Он был главой фирмы «Лоуренс Хант эркрафт», пока не продал ее два года назад. С тех пор он ничем не занимается.
— Вы давно знакомы с мистером Хантом?
— Около четырнадцати лет.
— И, основываясь на этом длительном знакомстве, вы попросили мистера Ханта быть вашим свидетелем, не так ли?
— Да, сэр.
Во время этого обмена репликами Корнел нашел то, что искал, и, передавая председателю папку, указал на какой-то документ. Биллинджер взглянул на Спенсера и увидел, что тот протянул руку за стаканом воды. Когда он брал стакан, рука его так дрожала, что часть воды расплескалась.
— В чем дело? — спросил Биллинджер. — Свидетель чувствует себя плохо? — Его голос опять звучал по-отечески мягко.
— Нет, ничего, сэр, спасибо, — с усилием произнес Спенсер.
Биллинджер помолчал. Сзади к нему подошел секретарь и шепотом сообщил, что время телевизионной передачи истекло. Председатель кивнул головой.
— Наше заседание по телевидению больше не передается, — сообщил он. — Полагаю, что свидетелю следует знать об этом... Так вы говорите, мистер Донован, что мистер Хант ваш друг?
— Да, сэр.
— Он ваш друг, ваш единственный свидетель, и он отправляется путешествовать как раз в тот момент, когда нужен вам больше всего. Как вы объясните это, мистер Донован?
— Не могу объяснить, господин председатель.
— Может быть, вы поссорились с мистером Хантом или поспорили с ним о чем-нибудь?
Спенсер промолчал.
— Мистер Донован, — сказал Биллинджер, — заседание приняло совершенно неожиданный оборот — неожиданный для комиссии. Вопросы, которые раньше могли казаться несущественными, сейчас, в изменившихся обстоятельствах, становятся весьма важными. Я не беру под сомнение вашу правдивость, но хочу напомнить, что вы находитесь под присягой.
— Я знаю, — сказал Спенсер. Боль в желудке уже прошла, и он выпрямился. — Мы поспорили с мистером Хантом по одному чисто личному вопросу.
— Понимаю. Скажите, мистер Донован, если вам известно, разумеется, мистер Хант — член коммунистической партии?
— Насколько мне известно, сэр, нет.
— Но он разделяет ваши взгляды, я хочу сказать — взгляды, которые вы сегодня так красноречиво изложили перед комиссией?
— Я думаю, что да, сэр.
— Вы думаете так или точно знаете?
— Господин председатель, в тот момент мне нужна была лишь пишущая машинка и кто-нибудь, кто видел
Дуглас Мак-Кенни прервал его:
— Одну минутку, мистер Донован. Прошу прощения, господин председатель.
— Пожалуйста.
— Мистер Донован, — сказал Мак-Кенни, — я только сейчас об этом подумал... Вы говорите, что писали письмо у себя в конторе, верно?
— Да, сэр, — ответил Спенсер. Он знал наперед следующий вопрос. Заседание проходило уже не так благоприятно для него, как вначале. Еще недавно он со спокойной уверенностью встречал каждый вопрос и столь же уверенно отвечал на него. Теперь вновь надвигался мрачный кошмар, теперь и вопросы и ответы одинаково ухудшали его положение. Он опять оказался в джунглях.
— А что вы скажете насчет машинки, на которой вы писали ваше письмо? Если вы представите машинку комиссии, то с помощью экспертов легко можно будет установить правду.
— Я писал письмо не на своей машинке, сэр. Я попросил машинку у мистера Ханта. Иначе могло обнаружиться, что письмо напечатано у меня в конторе.
— И вы не знаете, где эта машинка?
— Нет, не знаю. Прошу прощения, сэр, но мне это неизвестно.
— Понимаю, — заметил Дуглас Мак-Кенни.
Председатель повернулся к Корнелу, и тот покачал головой. Затем Биллинджер взглянул на других членов комиссии.
Конгрессмен Нисбет, который уже некоторое время сидел спокойно, произнес:
— Мистер Донован, вы не можете представить своего свидетеля, не можете представить пишущую машинку и хотите, чтобы мы поверили вашему... вашему нелепому утверждению, что вы сами написали письмо?
— Это утверждение может привести меня в тюрьму, сэр, — ответил Спенсер. — Зачем же мне выдумывать? — Его вопрос прозвучал неубедительно.
Нисбет откинулся на спинку стула.
— Знаете, мистер Донован, — заявил он, — бывали случаи, когда человек — не принимайте моего замечания на свой счет, — бывали случаи, когда человек признавался в меньшем преступлении, чтобы скрыть большее. Такие случаи бывали.
Точно так же думал и Лэрри. Лэрри было легче поверить в то, что Спенсер коммунист, чем в то, что Спенсер говорит правду. Круг замкнулся.
Председатель постучал молотком.
— Я думаю, так мы ничего не добьемся — простите, конгрессмен Нисбет. — Он тяжело дышал, не спуская глаз со Спенсера. — Я могу лишь сказать, что комиссия введена в заблуждение относительно цели данного заседания. Свидетель попросил дать ему возможность публично ответить на конкретные обвинения, выдвинутые против него. Комиссия охотно удовлетворила эту явно неискреннюю просьбу свидетеля. Я полагаю, что члены комиссии должны собраться сегодня во второй половине дня и попытаться подвести итоги настоящего заседания. А пока прошу адвоката комиссии обязать явиться мистера Лоуренса Ханта. Свидетель пусть приготовится присутствовать завтра в десять тридцать на закрытом заседании. Объявляю перерыв до завтра, до десяти часов тридцати минут.