...Это не сон! (сборник)
Шрифт:
– Так… Что же делать?
– Отец, Уми уже несколько дней как кашляет. Не позвать ли нам доктора Нолинакхо? О нем и его матери столько говорят в Бенаресе, а мы ни разу не видели его.
Доктор пришел. Шойле не терпелось поскорей взглянуть на него.
– Идем, скорее идем, Комола, – торопила она.
В доме Нобинкали Комола, желая увидеть Нолинакхо, забывала обо всем. Здесь же от смущения она не могла заставить себя двинуться с места.
– Послушай, несчастная, я не стану тебя уговаривать, – говорила Шойла. – У меня нет времени. Болезнь Уми лишь предлог,
И Шойлоджа потащила Комолу к дверям комнаты, где находился Нолинакхо.
Нолинакхо выслушал Уми, прописал лекарство и ушел.
– Знаешь, Комола, хотя всевышний и заставил тебя много страдать, ты все же счастливая, – сказала Шойла после ухода доктора. – Наберись терпения. Скоро все устроится. А пока мы регулярно будем приглашать доктора к Уми, так что ты сможешь видеть его.
Через несколько дней Чоккроборти, выбрав время, когда Нолинакхо не было дома, пришел к нему.
На слова слуги, что доктора нет, он сказал:
– Но ведь госпожа дома. Пойди доложи, что ее желает видеть один старый брахман.
Сверху, от Кхемонкори, последовало приглашение.
– Мать, ваше имя известно в Бенаресе, – сказал дядя, – и я явился с тем, чтобы поучиться у вас благочестию. Другой цели у меня нет. Моя внучка заболела, и я пришел пригласить вашего сына к ней. Но оказалось, что его нет дома. Тогда я решил, что не уйду, пока не увижу вас.
– Нолин скоро вернется. Подождите немного, – предложила Кхемонкори. – Уже поздно, я прикажу покормить вас.
– Я знал, что вы не отпустите меня без угощения, – ответил дядя. – Люди всегда узнают во мне любителя вкусно поесть. Все, кто меня знает, прощают мне эту слабость.
Кхемонкори с удовольствием угощала дядю.
– Приходите завтра ко мне на обед, – пригласила она. – Сегодня я не могла хорошо угостить вас, так как не была готова к вашему приходу.
– Когда вы будете готовы, не забудьте старого брахмана, – шутил дядя. – Кстати, я живу недалеко от вас. Если хотите, я возьму с собой вашего слугу и покажу ему свой дом.
После нескольких посещений Чоккроборти стал своим человеком в доме Кхемонкори.
Однажды, когда дядя сидел у Кхемонкори, она позвала к себе сына и сказала ему:
– Нолин, ты не должен ничего брать за лечение с господина Чоккроборти.
– Он, видно, предупреждает желание матери, потому что и так не берет с нас, – рассмеялся дядя. – Ваш сын – благородный человек: узнает бедняка с первого взгляда.
В течение нескольких дней дядя о чем-то совещался с дочерью и наконец однажды утром сказал Комоле:
– Сегодня мы с тобой пойдем совершать омовение на Дашашвамедх-гхат.
– А ты, диди, пойдешь? – спросила Комола Шойлу.
– Нет, дорогая, Уми еще нездоровится.
После омовения дядя повел Комолу домой другой дорогой.
Немного пройдя, они увидели пожилую, одетую в шелковое сари женщину, она медленно шла, возвращаясь после омовения, с кувшином, до краев наполненным водой из Ганги.
– Дорогая, поклонись этой женщине, – сказал дядя, повернувшись
Комола от неожиданности вздрогнула. Она с глубоким почтением взяла прах от ног Кхемонкори.
– Кто ты? Какая красавица! Прямо сама богиня Лакшми, – восхищалась Кхемонкори, приподняв покрывало и разглядывая смущенное личико Комолы. – Как тебя зовут, дитя мое?
Комола хотела ответить, но дядя перебил ее:
– Ее зовут Хоридаши. Она – дочь моего троюродного брата, сирота и живет у меня.
– Зайдемте ко мне, господин Чоккроборти? – предложила Кхемонкори.
Когда они пришли, Кхемонкори позвала сына, но его не оказалось дома. Тем временем дядя уселся в кресло, а Комола опустилась рядом на пол.
– Моя племянница очень несчастна, – заговорил дядя. – На следующий день после свадьбы ее муж решил стать саньяси [97] и покинул ее. После этого они не встречались. Единственное желание Хоридаши – посвятить себя служению всевышнему и поселиться в Бенаресе. Но я живу не здесь, у меня служба, я должен работать, чтобы прокормить семью. И у меня нет возможности поселиться с ней здесь. Я рассчитываю на вас. Я был бы спокоен, если бы вы согласились оставить ее в своем доме. Она была бы вам дочерью. Если же вам станет неудобно, вы всегда сможете отослать ее обратно ко мне, в Газипур. Но я уверен, что не пройдет и двух дней, как вы поймете, что она сокровище, и не захотите расстаться с ней и на миг.
97
Саньяси – аскет, отшельник.
– Что же, я согласна, – сказала Кхемонкори. – С удовольствием оставлю у себя такую девушку. Много раз я приводила с улицы чужих девочек, кормила и одевала их с радостью, но удержать их мне не удавалось. Теперь у меня будет Хоридаши. Вы можете быть вполне спокойны за нее. Вам, конечно, доводилось слышать от многих о моем Нолинакхо. Он – прекрасный сын, кроме него, в доме у меня никто не живет.
– Все знают Нолинакхо-бабу, – заверил ее дядя. – И я рад, что он находится у вас. Я слышал, что он живет почти отшельником с тех пор, как после свадьбы утонула его жена.
– Что было, то прошло, – отвечала Кхемонкори. – Лучше не говорите мне о том случае. Дрожь охватывает меня при одном воспоминании об этом несчастье.
– Итак, я оставляю Хоридаши у вас, а теперь разрешите откланяться. Иногда я буду навещать ее. У Хоридаши есть старшая сестра, она зайдет познакомиться с вами.
Когда дядя ушел, Кхемонкори подозвала Комолу:
– Подойди ко мне, дорогая. Дай я взгляну на тебя. Да ты совсем еще дитя! Бросить такую красавицу! Есть же каменные сердца на свете! Желаю тебе, чтобы он вернулся. Всевышний не мог дать тебе красоту, чтобы она пропадала зря. – Старая женщина взяла Комолу за подбородок и поцеловала ее. – Здесь у тебя не будет сверстниц. Не заскучаешь ли ты со мной? – спросила она.