«...И ад следовал за ним»

Хантер Стивен

Старуха томно опустила ресницы.

— Ни в коем случае, мэм. Я прекрасно понимаю беспокойство ваших властей.

— И вот Джо вместе со своим мальчишкой прикинул, что в Фивах осталось кое-что еще, что можно продать, — изоляция от внешнего мира. Джо отправился в правительство штата, заплатил кому надо, поставил дело на колеса, сделал, что нужно, и выдвинул предложение основать колонию для самых плохих негров, которой, естественно, за щедрое вознаграждение будут заправлять сами Бонвериты. Вот так штат и «купил» эти земли, хотя на самом деле поместье не сменило хозяина. Эта сделка означала лишь то, что Бонвериты стали ежемесячно получать неплохую арендную плату. С минимальными затратами были построены бараки, а старику Джо больше не нужно было платить своим работникам: он получил их задарма от штата. Налоги растаяли, словно дурной сон. Теперь

Джо и остальные Бонвериты продавали возмездие против самых неукротимых чернокожих, а в нашем штате такая продукция всегда пользовалась повышенным спросом. Система получилась выдающаяся, ибо она давала белым новую и более страшную дубинку, чтобы дубасить бедных ниггеров. Бонвериты сохранили за собой землю и собственность да еще получили новый источник доходов, и поселок снова стал процветать.

— Это случилось в тысяча девятьсот двадцать седьмом году?

— Вам виднее, мистер Винсент.

— А что было потом?

— Ой-ой-ой, какой же вы любопытный! — ответила бывшая красавица. — Мистер Винсент, будьте любезны, налейте мне лимонаду.

— С удовольствием, мадам.

«Черт побери, она со мной заигрывает!»

Сэм выполнил ее просьбу, заодно наполнив и свой стакан, скорее из желания ублажить старуху, а не потому, что хотел пить, ибо лимонад представлял из себя приторно-сладкую бурду, чуть ли не сироп с не растворившимся до конца сахаром, в котором плавали дольки лимона и растопленные кубики льда.

Старая дама жадно глотнула напиток, стремясь очередной дозой сахара влить силы в свои высохшие старческие кости. Подкрепившись, она продолжала:

— Джо умер. Не знаю, ни почему, ни как, ни от чьей руки. Поговаривали, что он умер насильственной смертью, причем настолько жуткой, что подробности не сообщались в газетах. Якобы во всем этом были замешаны какие-то ниггеры, однако никого конкретного не обвиняли, а в нашем штате обвинение равносильно признанию вины, за которым следует последний путь к ближайшему дереву, после чего твои мертвые высушенные пальцы будут продавать в качестве сувениров. Да, сэр, такие страшные вещи происходили у нас еще в тридцатые годы.

— Да, мэм. Ну а мальчишка Клеон? Вы считаете, это он убил своего отца?

— Я никогда не сказала бы подобную вульгарность.

— Но Клеон исчез?

— Да, исчез. В наследство он ничего не получил, однако мне неизвестно, кто стоял за этим решением. Ходили слухи...

— Какие слухи?

— О том, что был второй.

— Второй? Кто второй, мэм?

— Знаете, сэр, есть вещи, говорить о которых не принято. По крайней мере, пристойным белым людям. Но поскольку вы само очарование, я, возможно, все-таки открою вам то, чего ни в коем случае не должна была открывать. Видите ли, судя по всему, в голове белого мужчины есть нечто оставшееся с глубокой древности, то ли любопытство, то ли страх, то ли бравада — кто знает? — что заставляет его бегать за цветными девчонками. Вам знаком этот необъяснимый феномен?

— Да, мэм, — подтвердил Сэм, — хотя сам я никогда...

— Разумеется, мистер Винсент, это очевидно даже для старой дуры вроде меня. Но в отличие от вас, не все обладают силой воли и рассудительностью, особенно если речь идет о таком похотливом жеребце, как отпрыск Бонверитов. Возможно, именно этим и объясняется, откуда взялся второй, если второй действительно был. По какой-то причине, — тут слегка попахивало скандалом, хотя, как вы понимаете, все это замяли, — мальчишка Клеон исчез. Или уехал из наших краев. А плантация с величественным особняком Фивы была навсегда потеряна для Бонверитов. Колония перешла в собственность штата, ее расширили, доверили людям, которых заботило только то, чтобы хорошенько дубасить ниггеров и регулярно обналичивать чеки с жалованьем. Подумать только, насколько мне известно, фамилия нового начальника тюрьмы — Джонс. Вы можете в это поверить? И до сих пор поместьем управляют люди, которые ни в чем не заинтересованы. Если так можно выразиться, они не помнят своего родства.

— А род Бонверитов угас?

— Похоже на то.

— Понимаю.

— Ой ли, мистер Винсент? Ну, это же наша обычная южная история, одна из тех, которые так любил мистер Фолкнер из Оксфорда [19] : сменяют друг друга поколения сильных мужчин, имеющих единственную слабость — затащить к себе в постель «шоколадку», и неизбежным следствием этой слабости становится то, что ниггерам приходят в голову нелепые

мысли, они раздуваются от сознания собственной значимости и начинают выступать против устоявшегося порядка вещей. И вы должны понимать, как трудно теперь защищать этот порядок, ибо, когда происходит смешение кровей, рушатся моральные принципы, что приводит к дальнейшей моральной деградации, сэр. Бонвериты были великим семейством; они правили обширной империей из своего величественного особняка и обедали на фарфоровой посуде, привезенной из Лондона. Сильные и волевые, они добивались своего — и все потеряли с громким скандалом: глава семьи погиб, его сын с позором бежал, навязчивые намеки на призрачного брата тоже испарились. Хаос, разорение, боль. Пришли новые наследники с прозаическими фамилиями, Джонсы, которые ничего не знали и не хотели знать о том, что было раньше. Вот трагическая история того, что произошло в Фивах, и вот почему и по сей день ни один порядочный человек туда не поедет, ибо это проклятое место. Не желаете еще лимонада, сэр?

19

Уильям Фолкнер, посвятивший свои лучшие произведения американскому Югу, родился в городе Оксфорд, штат Миссисипи.

— Благодарю вас, мадам, нет.

— Я получила такое наслаждение от встречи с вами. Понимаете, сейчас гости навещают меня гораздо реже, чем тогда, когда я была молодой и красивой. Было очень приятно принять у себя настоящего джентльмена.

— Я был рад знакомству с вами.

Старая сплетница!

* * *

Сэм возвратился от миссис Риджуэй с сокровищем. И сокровищем этим была фамилия Джонс. Интересно, сколько в Миссисипи Джонсов? Как выяснилось, сотни. Сэм принялся за работу с присущей ему основательностью, хотя и был уверен, что его сочтут сумасшедшим, если кто-нибудь узнает, что он задумал.

Первым делом Сэм связался с почтовыми отделениями и телефонными коммутаторами всех городов, перечисленных в географическом справочнике, и попросил сообщить ему номера телефонов всех людей, имеющих фамилию Джонс. Таких в штате оказалось больше четырехсот пятидесяти, и Сэм принялся обзванивать всех и каждого. Очень быстро счет за телефонные переговоры вырос до астрономической суммы.

Каждый разговор Сэм начинал с одних и тех же слов:

— Алло, здравствуйте, я Сэм Винсент, эсквайр, адвокат из Арканзаса. В связи с одним юридическим делом я разыскиваю человека по фамилии Джонс, который в течение некоторого времени занимал должность начальника исправительной колонии в округе Фивы, штат Миссисипи. Будьте любезны, сэр (или мэм, в зависимости от того, кто снимал трубку), скажите, не являетесь ли вы случайно тем самым мистером Джонсом или, по крайней мере, его родственником? Ответы, которые получал Сэм, варьировались от идиотских до непечатных, но большинство были достаточно вежливыми, хотя и разочаровывающими.

— Нет, сэр, — отвечали чернокожие Джонсы, — мы ничего не знаем насчет этого Джонса. Мы никогда не имели дела с тюрьмами, сэр.

— Благодарю вас, сэр (или мэм), — говорил Сэм. — Приношу свои извинения за то, что вас побеспокоил.

После чего вычеркивал из списка еще одну фамилию.

Белые Джонсы, как правило, горели желанием помочь; вся беда состояла в том, что это желание было чрезмерным. Как оказалось, почти все из них ставили родственные отношения очень высоко, поэтому Сэму часами приходилось сидеть у телефона, выслушивая пространные повествования о родословных. Этим людям так льстил слушатель, проявивший интерес к их жизни, что они с готовностью выкладывали Сэму то, о чем ни в коем случае нельзя было говорить никому, и уж тем более совершенно незнакомому человеку по телефону.

— Знаете, сэр, среди нас никогда не было Джонса, который работал бы в тюрьме, но с сожалением должен сказать, что среди нас есть Джонс, который сидел в тюрьме. Он был адвокатом, сэр, как и вы, муж моей тетки, и по прихоти судьбы его фамилия тоже была Джонс, как и у нас. Уиллард Джонс. Так вот, выяснилось, что он присвоил себе часть доходов с поместья, которым должен был распоряжаться в качестве душеприказчика. После того как этот Уиллард Джонс отсидел в тюрьме, ему пришлось расстаться с адвокатской практикой. Сейчас он перебрался в Мемфис, если не ошибаюсь, и, насколько мне известно, ему удалось получить адвокатскую лицензию штата Теннесси, хотя, разумеется, в таком примитивном штате, как Теннеси, требования гораздо ниже, чем у нас...