...И белые тени в лесу

Грипе Мария

Вспомнив о сне, который мучил Каролину, я посмотрела на нее, но та, казалось, о нем забыла, она смотрела только на именинницу, сидевшую в другом конце зала.

Перед нами была виновница торжества, Сигрид Фальк аф Стеншерна. Она сидела на позолоченном стуле, стоявшем на небольшом возвышении, сзади ее окружали цветущие фиалки. Вся стена у нее за спиной была покрыта голубыми цветами с темно-зелеными листьями.

Сама она была одета в роскошное платье яркого пурпурного цвета. Вещая Сигрид была высокой дамой с очень прямой осанкой, как у королевы, подол платья был красиво

уложен вокруг возвышения, на котором она сидела. Сигрид казалась гораздо моложе своих лет. Волосы ее были по-прежнему темными. Во время разговора она оживленно жестикулировала.

Люди, стоявшие небольшими группами по всему залу, разговаривали приглушенными голосами. Руки у них были заняты: в одной – небольшой бокал с вином, в другой – десертная тарелочка с пирожным. Единственным человеком во всем зале, который сидел, была сама Сигрид.

Нам пришлось прождать довольно долго, прежде чем нас пригласили подойти к ней, но все это время вышколенные слуги подносили нам вино и пирожные.

Никаких картин Сигрид здесь, конечно же, не было, но Амалия пообещала, что мы увидим их позже, она договорилась, что нам разрешат зайти в мастерскую после приема.

И вот подошла наша очередь, мы двинулись к возвышению. Первой шла Амалия. Перед старушкой располагалась низкая позолоченная табуретка, куда каждый из приглашенных садился, когда наступал его черед. За спиной у Сигрид стояли два пожилых родственника, которые сообщали, кто перед ней находится.

Люди подходили по одному, садились на табуретку, обменивались несколькими фразами с именинницей, вставали и уступали место следующему.

Я заметила, что некоторых старуха ненадолго брала за руку и словно бы исследовала, что они за люди, – делала она это не всегда, но довольно часто. Ни о каких проявлениях нежности здесь и речи не шло, это был своего рода способ поближе рассмотреть того, кто перед ней сидел.

Сейчас перед ней была Амалия, и Сигрид взяла ее за руку. Я поняла, что Амалия рассказывает о нас, о том, кто мы такие и зачем пришли. Я мельком взглянула на Каролину. В своем белом элегантном костюме она выглядела очень изысканно: самоуверенный молодой человек, который с детства привык вращаться в высших кругах. Я ею восхищалась. Сама я чувствовала себя далеко не так уверенно.

Поведение Каролины объяснялось не только ее умением искусно притворяться. Я по большей части выступала в качестве зрителя, тогда как Каролина, в противоположность мне, всегда принимала самое живое участие в том, что происходило вокруг. Я чувствовала себя посторонней, а Каролина явно принадлежала к посвященным. И так случалось везде, где бы Каролина ни оказалась: она всегда чувствовала себя как дома и тут же вызывала у всех доверие. Происходило это потому, что Каролина обладала исключительной способностью к сопереживанию. Мне ничего другого не оставалось, кроме как завидовать ей.

И вот Амалия подвела ее к возвышению, где сидела Сигрид. Поклонившись, Каролина едва присела на самый краешек табуретки, чтобы удобнее было преклонить колено перед старушкой, которая взяла ее за руку, и наклонилась, чтобы лучше слышать ее слова. Разговаривали они тихо, чтобы

никто из стоящих поблизости не слышал. Несмотря на свой возраст, Сигрид тоже имела тайны и не хотела, чтобы кто-либо знал, о чем она будет говорить. Память у нее была прекрасная, она могла вспомнить беседу, которая состоялась десять лет назад.

Мне показалось, что с Каролиной она проговорила на удивление долго. Каролина ни чуточки не растерялась и не засмущалась, а то, что разговор у них состоялся очень оживленный, можно было заметить по тому, как порхали в воздухе старушки – ее руки – словно крылья жаворонка. Казалось, она осталась довольна встречей, и когда Каролина встала, чтобы уступить место мне, Сигрид быстро потянулась к ней, привлекла Каролину к себе и, шепнув что-то, восхищенно рассмеялась и отпустила ее.

Теперь была моя очередь. В горле у меня пересохло, я то и дело нервно сглатывала слюну и не знала, что сказать. Заметив это, Каролина взяла меня за руку, чуть пожала ее, чтобы приободрить, и бережно проводила к возвышению.

– Это моя сестра Берта, – сказала Каролина. – Та самая девушка, которая интересовалась вашими картинами.

Я осторожно присела на табуретку. Старуха не стала тотчас брать меня за руку, как это было с Каролиной. Вместо этого она повернулась ко мне так, что мы оказались лицом к лицу. Глаза у нее были темные, но вовсе не потухшие, как это обычно бывает у слепых. Они светились. В них горел какой-то таинственный огонь.

– Где ты, дитя мое? – спросила она.

– Я здесь, – прошептала я.

– Но я не чувствую, что ты здесь. Я ведь тебя не вижу, ты же понимаешь? Раскройся. Или ты боишься? А может быть, тебя подавляет твой волевой брат? Так нельзя, моя девочка.

Голос у нее был низкий, глуховатый, но удивительно молодой и сочный. Сигрид оказалась замечательным человеком, сильным и жизнелюбивым. Как только я на нее посмотрела, меня охватила такая радость, что сердце готово было вырваться из груди.

– Для меня большая честь быть приглашенной на ваш день рождения, – выдавила я наконец.

– Спасибо, дитя мое.

Лицо у нее было свежее и румяное, она очаровательно улыбнулась, и, протянув ко мне руки, стала ощупывать ими воздух – выглядело это очень драматично.

– Где же ты? Теперь ты должна мне показаться, я хочу знать, где ты и кто ты есть на самом деле.

Я бы и рада была перед ней раскрыться, но у меня ничего не получалось. Из-за этого я очень расстроилась. Если бы мы остались наедине… Но когда рядом была Каролина, а вокруг стояли все эти незнакомые люди, я тотчас замыкалась. Я глубоко вздохнула.

И тогда я вдруг почувствовала, что она нащупала и крепко сжала мои руки своими. Руки у нее были огрубевшие от работы с водой и глиной, она ведь лепила скульптуры, эти руки были костистые и худые, но теплые и полные жизни.

– Почему ты хочешь посмотреть на мои картины? Ты ведь меня не знаешь?

Тут я вновь стала самой собой и услышала свой голос:

– Мне рассказывал о них Арильд, – ответила я. – Он сказал, что вам удалось нарисовать тишину. Поэтому я хочу посмотреть на них. Я хочу узнать, как рисуют безмолвие.