...И двадцать четыре жемчужины

Васильева Людмила Никитична

Допрос был тщательным. Этот русский чрезвычайно заинтересовал немцев. Такой может быть советским разведчиком — он прекрасно владеет собой. Но вряд ли русские так безрассудно стали бы рисковать. К тому же в процессе допроса выяснилось многое, что убеждало в правдивости показаний Лисовского.

Майор даже сострил, что, должно быть, мать пленного зналась с немцем: очень уж он похож на одного офицера их части — чистокровного арийца.

Совершенно светлые, будто вылинявшие, голубые глаза пленного смотрели на немцев спокойно, без страха. На вопрос, почему он решил прийти к ним, он ответил

коротко:

— У меня нет идеала, ради которого стоит умирать. Я пришел к вам потому, что хочу сохранить жизнь, потому, что мне нравится ваш порядок, я уверен, что смогу быть вам полезен.

Лисовский сказал это по-немецки, причем с хорошим произношением. Он не утаил ничего. Сказал, что был членом партии, в которую вступил лишь для того, чтобы не быть обойденным в службе, в научной работе, что это ни в какой мере не имеет отношения к его действительным убеждениям. Он не хочет рисковать жизнью бессмысленно, за идеи, в которые он не верит.

Оба немца очень внимательно слушали пленного. Да, похоже на правду. Можно попробовать использовать в пропагандистских целях.

Свою историю Лисовский изложил и в письменном виде. Подробно рассказал все, что знал о расположении наших частей, о разведке, о своей части, о командирах... — все, что интересовало немцев, а их интересовали даже мелочи, кажущиеся незначительными, но имеющие отношение к войне: как питаются русские, откуда получают продукты, какой размер обуви носит большинство русских солдат, и еще масса подробностей интересовала немцев.

Лисовского сфотографировали, затем принесли фотографию убитого Лисовским спутника, рядом с ним автомат, отдельно, крупным планом, места, где пули вошли в тело, на оборотах и прямо на снимках ему приказали написать: когда, в какое время, в каком месте, по какой причине Лисовский убил своего сослуживца, как называлась разведгруппа, имя, фамилия и отчество убитого.

От напряжения, усталости и голода Лисовский едва держался на ногах. Но по-настоящему страшно стало, когда его отвели в другое помещение, где были зловещего вида инструменты со следами крови и бревенчатая стена в бурых пятнах. В это мгновение он остро пожалел, что сам отдал себя в руки палачей, что легче было бы умереть от пули, как умирают солдаты на войне.

Он стоял посреди этой страшной комнаты с побелевшим лицом, и, когда вошедший немец в белом халате резко приказал раздеться догола, Лисовский потерял сознание...

 

Грюбель вновь перечитывал показания Лисовского, соображая, как можно еще перепроверить их. Когда Грюбель дошел до описания представителей власти Больше-Каменского района во время пребывания там Лисовского, ему пришла в голову дерзкая мысль... «Этот русский ничего не знает о нас. Мы же узнали от него много: данные о положении советской части соответствуют его показаниям. Что, если рискнуть и бросить его обратно к русским? Но долго проверять его нельзя, это вызовет у русских подозрение, и тогда вряд ли от него будет польза. Что, если забросить сейчас же?

Это, конечно, риск,

это опасно, но может быть и удачно, очень удачно. Это может очень пригодиться. От нас он не унесет ничего, а мы даже в худшем случае оставим одного русского в живых. Но он не сможет предать нас: в наших руках материалы, по которым его там ждет расстрел. Он не пойдет на это».

Большие Камни — это как раз те места, куда Грюбелю было необходимо попасть. Его брошюры специального назначения, лекции для специалистов, изучающих психологию русских, их обычаи, русскую литературу и искусство, снискали известность.

«Я знаю русских», — любил часто повторять Грюбель, но при этом опускал воспоминания о грабеже в доме русского помещика Муренина, об убитом им приближенном помещика Кузьме Бородулине, о запрятанных близ Старицкого монастыря сокровищах, награбленных им, бывшим управляющим помещика Муренина, потомственным шпионом, грабителем и убийцей, а ныне полковником, преданным воином «великой Германии».

Клад, собранный помещиком Мурениным — редким ценителем прекрасного, словно заколдованный, побывав однажды в руках Грюбеля, никак снова не давался ему, единственному владельцу, каковым он себя считал.

И теперь, когда клад был совсем недалеко, взять его никак не удавалось. Один раз Грюбель даже побывал возле Старицкого монастыря, но чуть не попал к партизанам, чудом спасся. Будь он проклят, этот район, — партизанское гнездо! Грюбель мысленно проклинал свое командование: не могут очистить эти места — стоит снести с земли все постройки, сжечь лес, и партизанам негде будет скрываться...

 

Да, пожалуй, нужно использовать этого русского, он может помочь добыть сокровища — Грюбель решил подстраховать себя на случай поражения Германии.

После глубокого обморока Лисовский очнулся в той же зловещей комнате, но рядом находился уже не врач, а Грюбель.

— Вы испуганы? — был его первый вопрос, обращенный к Лисовскому.

— Да. Умереть так нелепо, когда я наконец у вас. Я подумал, что меня будут пытать...

— Советская пропаганда. Друзей мы не пытаем... А врагов... с ними действуем иначе. Вас всего лишь хотел осмотреть врач...

Страх у Лисовского не прошел, его знобило, он не мог связно говорить.

Грюбель стал очень подробно расспрашивать Лисовского о районе Больших Камней, о строительстве в нем, о выдающихся событиях, о музеях, о бывшем поместье Муренина. Наконец спросил о монастыре, о том, что о нем известно Лисовскому как историку. Лисовский подумал — да, немцы хорошо изучили географию России. Все, что мог, он объяснил Грюбелю.

Грюбель сумел убедить командование забросить Лисовского обратно для получения нужных сведений.

И вот группа советских разведчиков, посланная вслед за предыдущей, не вернувшейся в часть, нашла рядом с убитым разведчиком едва живого Лисовского — он был контужен и ничего не помнил...

 

Со дня окончания войны прошло почти девять лет. Лисовский решил, что о нем забыли, и смутная тревога, все время беспокоившая его, стала утихать. Но однажды он получил письмо, в котором условным текстом было дано указание, чтобы он уехал в Большие Камни и там устроился на работу. Это был приказ.