...И паровоз навстречу!
Шрифт:
Они сблизились. Один – аскет и молчун, и другой – слагающий танка по любому поводу. Один, напором подобный сумотори, и другой, обладающий мирным нравом пастуха. Один, чья стихия – Огонь, и другой, посвященный Воде… Их дружба была подобна союзу сильного в преодолении препятствий тигра и робкого в своих желаниях кролика.
Евгеюка тайно восхищался наивным романтизмом Владимото. Ленскидзуки же нашел в Онегаси верного слушателя и мудрого советчика.
Владимото все-таки уговорил своего холодного друга нанести визит вежливости клану Ларинада. Ленскидзуки был влюблен в Оляга – младшую дочь тамошнего сегуна. Евгеюке же надлежало
Татьяши Ларинада обладала утонченной душой японки. В своей уважаемой семье она казалась чужой. Скромность и смирение отличали эту замкнутую деву, подобную бутону на ветви сакуры, такому невзрачному, но вот приходит час, и – мы видим божественную красоту цветения.
Оляга Ларинада слыла девушкой более живой и близкой повседневным радостям, нежели ее старшая сестра. Немудрено, что романтичный Владимото остановил свой взгляд на воплощении бесконечного цветения, а не на символе глубины прекрасного…
После первого визита Евгеюки Онегаси бедная Татьяши вдруг поняла: в ее сердце разгорелось пламя любви. Со страхом и надеждой написала Татьяши письмо своему любимому:
Я к вам пишу. Чего же боле? Или мене? Лицо теряю. Презреньем наградите вы меня. Отрину ложный стыд, спросив: Хотя б в неделю раз Могли бы ноги мы сплести?..Далее цитировать это письмо, проникнутое страстью и откровенностью, мы не имеем права, ибо слова любви есть тайна двух сердец. Заметим просто, что послание заканчивалось традиционным в таких случаях японским иероглифом: «Татьяши плюс Евгеюка равно Л».
Евгеюку тронуло наивное признание провинциальной дворянки. Но честь самурая не позволяла ему врать тем, кому не хочется! И вот он встретился с Татьяши в саду ста камней и начистоту признался ей в отсутствии чувств:
Как ноги заплести, так я горазд. Однако о любви не может быть и речи. Я не люблю тебя. А вот и сеновал.Татьяши не потеряла лица и пошла не к сеновалу, а к усадьбе. Находящийся в смятении Онегаси принялся оказывать знаки внимания помолвленной с Владимото Оляге. Бедный жених не вытерпел и бросил Евгеюке вызов.
Ленскидзуки, будучи не в силах держать себя в руках, ночь перед боем провел в поэтических метаньях, написав восхитительную поэму, начинавшуюся словами:
Паду ли я, Сраженный сюрикеном, Иль мимо просвистит он, и ага…Опытный мастер Онегаси лег спать и даже опоздал к началу схватки. Но оба юноши свято чтили боевой кодекс, и поединок состоялся.
Вот какую танка сложил секундант Онегаси после боя:
Наотмашь остановил вчерашнего друга Скорбящий о тяготах бусидо Онегаси-сан Недрогнувшей рукой. Вжик-плюх!Солнцеподобный Микадо не одобрял поединков, и Онегаси пришлось покинуть свою усадьбу. Татьяши долго плакала, желая найти любимого, но наконец родители
Евгеюка вернулся ко двору через несколько долгих лет. Он увидел и узнал Татьяши. О, небожители! Это была совсем не прежняя ранимая и хрупкая девушка из провинции. Перед глазами Онегаси предстала знатная особа, приближенная к приближенному к императору. Величие и красота вели Татьяши по главному залу… Да, думал Евгеюка, сакура расцвела…
Расцвела и любовь Онегаси. Он понял, что тогда, в усадьбе Ларинада, сердце его было слепо.
В пламенном письме Евгеюка молит о счастье:
Я был лохом крестьянским, Тупым ремесленником И дождевым червем, приди, приди…Чтящая кодекс гейш Татьяши ответила Онегаси отказом:
Увольте, Онегаси! Это я тогда моложе и лучше качеством была. Другому отдана. Ему храню я верность. Хоть ноги заплетаются его.Письмо заканчивалось традиционным в таких случаях японским иероглифом: «Отлезь, козел!»
Темнее тучи стал Евгеюка. Удалился он к подножию величавой Фудзи, храня печаль, и совершил харакири. Лист пергамента оставил нам предсмертную хокку Евгеюки Онегаси:
Гоп-стоп! Я ухожу на берега Небесной Реки, Туда, где будем все мы. Каяться мне поздно. Смотрю на эти звезды и кусунгобу в брюхо получаю.Весть об уходе Онегаси из жизни черным ястребом донеслась до Татьяши. Поняла она, что Евгеюка смыл своей кровью позор, который нанесла ему ее холодность. Горько заплакала Татьяши и предалась дзигай путем удара в сердце острым кайкэном, начертав прощальное:
Любви не сохранив, живу теперь, как самка. Ах, почему же люди не летают? Я – чайка! Так не доставайся же я никому!Муж Татьяши понял, что сердце жены говорило не о нем, и бросился со скалы в море. К сожалению, старик не был искушен в поэзии, посему последние свои строки написал почти прозой:
Еще вчера у пагоды нарядный рикша ждал. Пышнее свадьбы не было в помине. Невеста краше всех. Была. А ныне быть? – Не быть!Так заканчивается эта печальная, как вопрос о спорных островах, история. Ничтожнейший из смертных, рассказчик смиренно откланивается и идет делать харакири.
Нет повести печальнее на свете, Чем повесть Онегаси и Татьяши. Прости-прощай, Япония-мамаша. Спасибо, что меня ты ро…Концовку рассказа Лавочкина заглушили громкие рыдания Грюне.
Она спрятала лицо в ладонях. К ее ногам сыпались огромные жемчужины.
Ларс принялся суетливо собирать их в свою зеленую шляпу.