...И вся жизнь (Повести)
Шрифт:
Снова выступил Герасим Кузьмич:
— Тут товарищи говорили, что статья Анатолия Ткаченко знаменует его движение вперед как журналиста. Принципиально не согласен. В наше время молодой журналист должен выступать с других позиций. Наша советская молодежь должна быть благодарна старшим поколениям за то, что они сделали. А он, молодой человек, как относится к старшим? Все ему не нравится, мещане, мол, обыватели. Не выйдет! Такого мы решительно не можем позволить. Вот почему я остаюсь при своем мнении и категорически возражаю против протаскивания этого материала на страницы партийной газеты.
Криницкий
— Герасим Кузьмич, не следует так опрометчиво бросаться словами. Никто ничего не протаскивает. И возраст автора здесь не имеет значения. Не называет он всех людей старшего поколения мещанами. Кстати, Петрило человек совсем не старый. Еще два года назад был секретарем горкома комсомола. Значит, дело не в этом. Не вижу ничего страшного в том, что мы напечатаем статью. Она действительно свидетельствует о росте мастерства нашего молодого товарища…
— Категорически возражаю! — выкрикнул Герасим Кузьмич. — Прошу записать мое мнение в протокол. Не позволю, чтобы в угоду приятельским отношениям…
— Герасим Кузьмич, — повысил голос Криницкий, — прошу вас, думайте, о чем вы говорите. Мы на заседании редколлегии, — и, совладав с собой, попросил стенографистку, — пожалуйста, проследите, чтобы мнение Герасима Кузьмича было точно отражено в протоколе. Что же касается предложения о посылке статьи в горком партии для того, чтобы товарищи имели возможность высказать свою точку зрения, не возражаю. Пусть секретариат пошлет гранки, а автору поручим встретиться с секретарем горкома, выслушать его замечания. Нет возражений?
— Нет! — буркнул Герасим Кузьмич.
На этом и закончилось обсуждение статьи.
Первый секретарь Принеманского горкома партии Станислав Иосифович Курелла принял Анатолия Ткаченко в точно назначенное время.
— Старый знакомый, здравствуйте, — приветствовал он молодого журналиста.
— Не думал я, что придется с вами так быстро встретиться, — чистосердечно признался Анатолий.
— Тут уж я ни при чем. Вас, наверное, интересует мое мнение о статье. Но прежде ответьте на мой вопрос: где сейчас Сережа?
— В интернате.
— Вы уверены?
— Безусловно. Ведь он живет у нас дома. Каждую субботу и воскресенье проводит в нашей семье. Мы с ним стали, вроде как побратимы…
— Я этого не знал. — Лицо Станислава Иосифовича посветлело. — Вы росли с родителями?
— Да, конечно.
— Это хорошо, — повторил секретарь горкома, — а я рано лишился отца и матери. Пришлось беспризорничать, пока не стал воспитанником артиллерийской части. Ребенку нужна забота взрослых. Ох как нужна. Теперь о статье. Нужная статья. Даже очень. Уверен, что редакция получит много писем, в которых и другие семьи изъявят желание предоставить кров, ласку обездоленному мальчику. — Помолчав немного, Станислав Иосифович признался: — в Принеманском горкоме я без года неделю. Не успел еще узнать людей. Вы о многих пишите. Хорошие или плохие? Судя по вашей статье…
— Равнодушные, — подсказал Анатолий.
— Пожалуй, правильно, — согласился секретарь, — равнодушие — отличительная черта мещанина, он хорош только для себя, для своих близких и ни для кого больше. Так ведь? Говорил я со всеми «героями» вашей статьи. Все они
— Ну и как? — спросил нетерпеливый автор.
— Волнуются. Учительница плакала. Народный судья каялся. Заведующий гороно негодовал. Каждый по-своему реагирует. Но все беспокоятся, мечутся, готовы как угодно замолить грех, лишь бы не было статьи…
— Но я все проверил. Все написал правдиво.
В кабинет бесшумно вошла техническая секретарша:
— Станислав Иосифович, пришел товарищ Петрило. Говорит, что вы вызывали.
— Пусть входит.
Петрило оказался человеком молодым с открытым лицом, усеянным веснушками курносым носом.
— Знакомьтесь, товарищ Петрило, — поднялся из-за стола секретарь горкома. — Это и есть автор статьи.
— Здравствуй, — Петрило энергично пожал руку Анатолию, — здорово ты нас проработал. Но принципиально, правильно. Прошляпили мы мальчишку. Тут никуда не денешься. Прошляпили. Это точно.
— То, что вы признаете критику — это хорошо, ну, а что вы предлагаете делать дальше?
— Как вы советовали, Станислав Иосифович, наметили мероприятия. Завгороно пишет приказ. Инспектору объявить выговор, директора школы придется снять, что же касается учительницы…
— А что, если обсудить статью на пленуме горкома партии или сессии горсовета?
— Где? — переспросил Петрило.
— На пленуме горкома или сессии депутатов…
— Шутите. Разве других вопросов у нас мало. Ну, еще на заседании исполкома или бюро, куда ни шло!
— Почему же? Именно на пленуме горкома партии. Собрать пленум и вынести на его обсуждение всего один вопрос: «В защиту Сергуньки». Судьба мальчика зависела не только от отдела народного образования, но и многих других городских организаций. — Курелла стал загибать один за другим пальцы: — Домоуправление — раз, горжилотдел — два, райисполком — три, комиссия по делам несовершеннолетних, детская комната милиции — четыре, пять. Смотрите, пальцев на одной руке не хватило. А еще надо назвать: народный суд, гороно, горисполком, персонально вас, товарищ Петрило, соответствующий отдел горкома партии, нельзя обойти роль горкома комсомола, пионерской организации, школы. У мальчика были соседи. Среди них и коммунисты, и, — обращаясь к Анатолию, заметил, — вы зря о них не написали. Они первыми видели, что гибнет семья, и остались безучастными. На их глазах мальчишку выгнали на улицу… Нет, мне кажется, что на пленуме нам будет о чем поговорить, посоветоваться. К этому времени придут и читательские отклики.
— Так вы решили печатать статью? — вырвалось у Петрило.
— Этот вопрос не в нашей компетенции. Но я бы на месте редактора напечатал обязательно. А как думают в редакции поступить с вашей статьей?
— Право, не знаю, — признался Анатолий, — обсуждали на редколлегии. Герасим Кузьмич…
— Кто это?
— Заместитель главного редактора. Считает, что я в кривом зеркале показал советское общество, что я оклеветал…
— Видите, — перебил секретарь горкома, — даже в редакции есть такие люди. Нет, обязательно надо говорить о судьбе мальчика с большой трибуны. Чтобы у всех столоначальников мороз по коже прошел. Как же иначе! Вы что, не согласны со мной, товарищ Петрило?