...И вся жизнь (Повести)
Шрифт:
Последнее, наверное, не надо было говорить. Почему не говорить? Он по-настоящему интересный человек: столько видел, знает, умен, весел и ни капельки рисовки. Такой вечер надолго запомнишь.
5 апреля
Два дня, как дура, смотрю на телефон. Почему-то я вбила в свою глупую башку несусветную мысль, что Олег Игоревич мне обязательно позвонит. Но он, очевидно, забыл и думать обо мне! Тогда — ради матери пригласил в кино, накормил ужином, — и все…
Наш главный врач как-то говорил, что ребенок перестает плакать, услышав спокойное
Но ведь я сама могу позвонить Олегу Игоревичу. Есть повод. Он обещал найти газету со своим очерком о матери. Маме, конечно, будет приятно его прочитать.
Сейчас сниму трубку и наберу номер. Интересно, ответит ли он сам или его секретарша. Завтра позвоню, завтра…
6 апреля
Весна пришла неожиданно. Анатолий зашел за мной на работу и принес два букетика подснежников.
— Один тебе, один маме, — сказал он мрачно, словно не первые цветы принес, а повестку в суд.
— Спасибо, передам оба букетика маме, ей будет приятно. Она так давно не слышала запаха земли, снега, леса.
— Как хочешь.
Только мы вышли на улицу, как возле нас остановилась «Волга».
— Молодые люди, садитесь, подвезу, — пригласил Криницкий.
Я почему-то покраснела и отрицательно замотала головой.
— Спасибо, Олег Игоревич, мы хотели в больницу.
— Садитесь, мне по пути.
В машине я спросила у Криницкого насчет очерка. Он извинился, попросил:
— Завтра же позвоните, напомните. Найдем, обязательно найдем.
— Я вам напомню, — сказал Анатолий.
Просили его ввязываться!
8 апреля
Позвонил Олег Игоревич. Очерк нашел, но газета подшита и переплетена в комплект. Он поручил статью перепечатать на машинке, когда будет готово — передаст Анатолию.
— Не надо, — вырвалась у меня, — сама приду. Я должна вас поблагодарить за беспокойство.
— Видеть тебя всегда рад. Звони, заходи.
Зайду! Возьму и зайду. И ни капельки мне не стыдно, что напросилась.
Вечером пришел ко мне Анатолий, но мы быстро расстались. Я сказала, что надо заниматься. Он похвалил меня за хорошие намерения и признался, что, наверно, завалит сессию. Читает много, да все не то, что нужно по программе.
10 апреля
Утром отпросилась с работы. По дороге в больницу зашла в редакцию «Зари Немана». Олега Игоревича не застала. Секретарша сказала, что он ушел на бюро обкома партии и это надолго.
Вечером Анатолий принес мне пакет от Криницкого. Толя не скупится на слова, расхваливая своего шефа.
— Мне он тоже нравится, — заметила я.
Анатолий обрадовался, словно нашел единомышленника.
Интересно, знает ли он, что я была с его редактором в кино и кафе. Вот возьму и скажу сейчас. Наверное, у него вытянется лицо. Но почему-то не сказала.
11
Мама безразлично отнеслась к очерку Криницкого. Очевидно, ее уже не волнуют даже воспоминания. Маме совсем худо.
Любовь Павловна Печалова умерла утром 26 апреля. Женя всю ночь провела в палате умирающей. Она видела, как мучается мать, знала, что только смерть прекратит ее муки, и ужасалась мысли о близкой ее кончине.
Неужели все? Неужели в последний раз гладит она эти иссохшие руки? Как много они умели. Играть на пианино и стрелять из автомата, гладить по волосам ребенка и готовить очень вкусные пирожки, шить и писать. Эти руки носили ее в детстве, тревожно прикасались ко лбу, когда девочке случалось хворать… А сейчас эти руки-труженицы, руки матери холодеют. И Женя бессильна их согреть, хотя и осыпает поцелуями.
Ужасает мысль: скоро Первое мая. Все станут веселиться, петь, плясать, а матери не будет. А ей так хотелось встретить весну, увидеть цветы.
Любовь Павловна заметалась на кровати. Женя скорее догадалась, чем услышала предсмертный шепот:
— Дочка…
Не было слез, чтобы выплакать тоску. Женя окаменела. В голове смутно теплилась лишь мысль, что на могиле матери надо посадить березку. Обязательно березку…
Сергунька исчез сразу же после похорон Печаловой. На кладбище он стоял рядом с Анатолием, а потом словно сквозь землю провалился. Не пришел домой, не было его и в интернате.
Исчезновение мальчика болезненно переживали в семье Ткаченко — все успели к нему привязаться.
Павел Петрович заявил в милицию. Лейтенант из детской комнаты, пообещав начать поиски, скептически заметил:
— Весна одолела. Знаю я таких пацанов. Едут, куда глаза глядят… Как жрать захочет, вернется.
В «Заре Немана» жизнь шла своим чередом. Сотрудники готовили праздничный номер и потешались над запоздалой первоапрельской шуткой Виктора Светаева. Он, обозлившись за что-то на Герасима Кузьмича, решил его разыграть. В архивах нашел фотографию бородатого мужчины, положил в конверт и вместе с письмом отправил по почте в редакцию на его имя. В письме шла речь о праздновании столетнего юбилея патриарха культуры Западного края, основоположника местной прозы, выдающегося романиста Веудла Б. О., — в письме просили должным образом осветить жизнь и деятельность писателя, выделить своего представителя в юбилейный комитет. Заместитель главного редактора клюнул на приманку. Дал указание отделу культуры подготовить материал и сам изъявил желание быть членом комитета.
Светаев торжествовал. Мнимого классика он сам выдумал. А фамилия, если читать ее наоборот, — Обалдуев.
Кузьмич рассвирепел. Поставил вопрос на редколлегии.
Шутка Светаева не вызвала одобрения у членов редколлегии «Зари». Напрасно он пытался доказать, что это шутка, такая же, как любая другая, и что в журналистской среде и не такое бывало.
Виктор Светаев попытался найти утешителя в лице Анатолия, пригласил приятеля в ресторан. За стаканом вина он плакался, что чурбаны из редколлегии не понимают шуток, а Анатолий говорил о смерти Любови Павловны, побеге Сергуньки и пытался философски осмыслить происшедшее.