...из пены морской. Инверсионная теория антропогенеза
Шрифт:
В периоды, когда наука развивается в направлении, соответствующем здравому смыслу, она не нуждается в таком арбитре, как философия. Метафизические помочи нужны тем дисциплинам, которые слегка «сошли с ума». Философия — незаменимая помощница для наук, когда те доходят до абсурда, благодаря ее — философии — способности «находить хорошие основания для чего угодно» (выражение Гегеля), используя метод спекуляции. Кстати, последнее слово еще в 19 в. представляло собой чисто философское понятие, а свой базарный смысл приобрело недавно. Вообще- то «спекуляция» буквально означает «созерцание», как метод познания.
Со
4. Существует ли преемственность первых культур?
Академический мир уже признал в качестве аксиомы, что труд и прямохождение древних гоминид не связаны между собой; что двуногая локомоция на миллионы лет (на 4 миллиона лет!) древнее первых ископаемых орудий труда.
Что касается «трудовой руки», то этот бастион еще стоит. Большинство специалистов по-прежнему считают, что отстояние большого пальца от остальных оформилось в процессе трудовой деятельности по изготовлению орудий. Знания о том, что формула «один против четырех» представляет собой древнейшую формулу конечности первых млекопитающих, живших 70 млн. лет назад, для них как бы не существует, постольку поскольку это знание не имеет отношения к обезьянам. Все, что не от обезьян для ученых-эволюционистов, — от лукавого. Вот здесь и нужен такой свидетель, как археология в смысле истории материальной культуры.
Мы имеем оббитые с одной или с двух сторон гальки. Те, которые оббиты с одной стороны, называются чопперы. Бифасы, - сколотые с двух сторон гальки, — называются чоппинги. Каменюки весьма увесисты: килограмм и более. Можно ли считать их орудиями труда, или они сродни тем камням и палкам, которые хватают и довольно эффективно используют человекообразные обезьяны? Все зависит от преднамеренности сколов, от типологической повторяемости форм, а также от регулярности применения определенных технических приемов обработки камня.
Когда в обработке камня прослеживается традиция, наблюдаются следы в виде однотипных ударных площадок, потому что удар с целью сделать скол совершался под определенным углом. Исследуя древние камни лабораторно, археологи рассматривают их под микроскопом, отдают на трасологический анализ и т.д. В пределах ударной площадки фиксируются настойчивые попытки сделать именно тот скол, какой необходим, чтобы получить определенную типовую форму орудия. С первой попытки нужный скол получался далеко не всегда. Работа с камнем требовала большого терпения со стороны наших предков.
На оббитых гальках Олдувая подобная работа не прослеживается. Поэтому некоторые археологи считают, что орудиями труда являются не сами эти оббитые гальки, а сколы с них, которые, в
Гораздо более обоснованным выглядит мнение о непреднамеренном характере сколов с массивных галек. Являясь поедателями мозгов, гоминиды в определенный момент исторического времени начали использовать тяжелые округлые камни для раскалывания костей. Это позволило добывать калорийную белковую пищу не только из черепов, в которых имеются естественные отверстия, но и из берцовых костей. Отсюда и сколы.
Больше всего нас интересует вопрос, как хабилисы держали эти камни в руках, была ли им необходима для этого именно «трудовая» форма руки? Какую роль играл большой палец? Действительно ли он отошел от остальной ладони на 90 градусов в связи с использованием каменных орудий труда? Или хотя бы начал «отходить» во имя этой цели и в процессе труда?
Реконструкции способов употребления чопперов и чоппингов опровергают подобное предположение. Более того, отстоящий пятый палец был бесполезен даже при употреблении гораздо более позднего ашельского рубила. При использовании таких крупных, грубых и тяжелых орудий эффективен мог быть только двусторонний захват, когда с одной стороны камня нижняя часть ладони, а с другой — все пальцы вкупе. И чем их больше, тем лучше. Выходит, что для пользования ручными рубилами нижнего палеолита больше подходила ладонь с пятью параллельными лучами.
«Ни прямохождение, ни рука не являются привилегией только антропогенеза (это результат эволюции в различных формах)», — говорится в одном из академических изданий (22, с.93).
Итак, археология не подтверждает трудовую теорию. От руки обезьяны к человечьей через упорный труд не было дороги. Наши животные предки смогли стать людьми, потому что имели это (и не только это, но кое-что еще крайне необходимое) от природы. Они унаследовали это, разумеется, не от обезьян, ибо у ископаемых приматов ничего подобного не наблюдается.
Отсюда упорный теоретический нигилизм археологов. Он исходит из интуитивного понимания, что разум пришел в мир другим путем, не через «терпение и труд». И эта точка зрения опирается на факты. В известном смысле, археология является наиболее точной из всех наук, занимающихся антропогенезом. Она одна извлекает на свет божий из земли тяжеловесные факты. Разница между археологом-полевиком и академической «белой костью» такая же, как между сыщиком, работающим «на земле» и преподавателем юридического института, который учит, как ловить бандитов, а сам в жизни ни одного живого преступника не видел.
Психологическая подоплека этих противоречий именно такова. Иному хорошему сыщику тоже приходится прикидываться «Иванушкой», простачком, чтобы ускользнуть от навязчивого контроля вышестоящего начальства, не понимающего, что своими наукообразными «указивками» оно губит все дело. Я не понаслышке знаю, что археологи-практики и не жаждут разбираться в «специфике философской категории становления», которое — непонимание — им ставят на вид. И если их взгляды, будто сознание и общество появились задолго до того, как появился человек с его «трудовой рукой», представляют собой некое безумие, то не лежит ли безумие в самом истоке антропогенеза?