...Выше тележной чеки
Шрифт:
Велегост неторопливо ехал по сгоревшей улице к центру, туда, где стоял дом Беркута. Ему уже доложили, что прочный камень уцелел, сгорела лишь крыша, но удушливый дым сделал свое дело – живых найти не удалось. Среди трупов нашли двух сыновей Беркута, но сам старик сгинул, то ли погибнув в огне, то ли каким-то чудом найдя дорогу в близкие горы.
Рядом, бок-о-бок, ехала на своем сером коне Танэла. Глаза Кейны, не отрываясь, смотрели на черные руины, лицо казалось бледным и неподвижным. Лоэн ехал чуть сзади, внешне спокойный, невозмутимый. Кей
Сполоты и лехиты молчали, некоторые даже хмурились, зато харпы, из тех, что пришли с Ворожко, не скрывали радости. Они обшаривали сгоревшие дома, выискивая уцелевших, но мстить было некому. Повсюду были лишь трупы – почерневшие, уже начавшие тлеть.
Улица осталась позади, копыта коня ударили по мокрому камню. Площадь уцелела – гореть на ней было нечему, только у деревянных идолов, вкопанных возле большого каменного дома, обгорели усатые лица. Сам дом чернел выбитыми окнами. Дверь висела на одной петле, а изнутри слышались возбужденные голоса – кметы обшаривали каждый закуток, надеясь найти спрятанное добро.
– Так и должно быть, Стригунок? – Кейна грустно усмехнулась и кивнула на мертвый дом. – После победы?
Велегост только пожал плечами. Ответил Лоэн:
– Поистине так, о прекрасная Кейна! И не бывает зрелища страшнее, ибо ненависть уходит, жалость же возвращается в сердца. И не радуешься ты даже гибели злейшего врага.
Внезапно крики стали сильнее. Кто-то выбежал на крыльцо, махнул рукой:
– Кей! Кей! Нашли! Здесь живые!
Велегост ударил каблуком коня, поспешив вперед. А на высокое крыльцо уже тащили чьи-то неподвижные тела – одно, другое, третье.
– В подвале прятались, Кей! Хитрые! Ничего, сейчас попляшут!
Велегост соскочил с коня, взбежал на крыльцо. Перед ним лежали трое в белых, испачканных сажей рубашках. Бледные лица казались неживыми, но вот веки одного из парней дрогнули, послышался негромкий стон.
– Это Хован, сын Беркута! – Ворожко подбежал, склонился над неподвижным телом. – Не ушел, мерзавец! Кей, разреши!
– Брат! – шепнула Танэла, но Велегост молча покачал головой. Эти люди уже мертвы. Как сотни других. Как Айна. Даже если он запретит, их все равно убьют. Смерть вырвалась на волю.
Хован начал приходить в себя, застонал, приподнял голову. Но его уже схватили, грубо вздернули, поставили на ноги. Шею захлестнула веревка. Миг – и пленного потащили наверх, на второй этаж. Короткая возня, крик – и дергающееся в конвульсиях тело вывалилось из окна. Негромко охнула Танэла, а кметы уже тащили второго, затем третьего – так и не очнувшихся, беспамятных. Велегост хотел отвернуться, но заставил себя смотреть. Он не хотел этого. Не хотел – но сделал. Отворачиваться поздно.
– Здесь еще одна! Девка! Живая!
Велегост вздрогнул. Страшная догадка заставила похолодеть. Дом Беркута, его семья. Нет, только не она!
Неподвижное тело вынесли на крыльцо, грубо бросили оземь. Испачканное
Стана лежала не шевелясь, лишь еле заметно подергивались длинные ресницы. Кей хотел приказать принести воды, позвать знахаря, но голос не слушался. Перед глазами встало бледное лицо с кривящимися усмешкой губами. «В Духле ей будет опаснее, чем здесь!» Проклятый Чемер оказался прав! Девушку пощадил огонь, но люди страшнее огня.
– Кто это? – Ворожко нетерпеливо наклонился, юное лицо расплылось в ухмылке. – Дочь Беркута! Гадюка! Ну, наконец-то!
Кметы радостно закричали, и Кей понял – помочь ничем нельзя. Он сам выпустил зверей на волю…
Веки вновь дрогнули. Стана медленно открыла глаза. Побелевшие губы шевельнулись.
– Железное Сердце…
Кей вздрогнул, словно от удара. Железное Сердце – страшный Кей из страшной сказки. Чудовище, посланное убивать невинных.
Он встал, глубоко вздохнул, руки сжались в кулаки. Нет, он не позволит!
– Не трогайте ее! Прочь!
– Кей! Она должна умереть! – Ворожко походил на пса, у которого отнимают добычу. – Два раза ты миловал ее! Она дочь Беркута! Дочь твоего врага! Я… Мы все требуем ее смерти! Мы – дедичи харпийские, слуги Кеев!
Толпа откликнулась дружным ревом. Велегост понял – если он запретит, Ворожко обнажит меч, и все, ради чего он здесь, придется начинать сначала. Им мало крови – все еще мало…
– Брат! – рука Танэлы легла на плечо. – Сделай что-нибудь!
Кей оглянулся. Харпы уже собирались вокруг Ворожко, лица были угрюмы, руки сжимали клевцы. Сполоты переглядывались, все еще не понимая, но на всякий случай тоже сбивались поближе к Кею. Откуда-то вынырнул мрачный Хоржак, заворчал, рука легла на рукоять меча.
– Кей Велегост! – голос Ворожко окреп, загустел, словно с Кеем говорил не четырнадцатилетний мальчишка, а тридцатилетний муж. – Если ты пощадишь врага, мы больше не сможем тебе верить. Ни тебе – ни всем Кеям. Мы, дедичи, ваша опора! Без нас ты не сможешь править харпами! Выбирай – или мы, или эта девка!
Их глаза встретились, и Кей почувствовал, как душу охватывает гнев – гнев бессилия. Чемер прав – они, Кеи, не боги. Только боги могут спасти синеглазую девушку, что так славно пела о весенней ласточке.
– Отдай! – в ухо ударил шепот Хоржака. – Косматый с ней! Потом я этого мальчишку на куски разрублю!
Велегост помотал головой. Он не смог спасти Айну, не смог спасти сотни и сотни других. Хватит!
– Кеям не ставят условий, дедич! Наше слово – закон!
Лицо Ворожко дернулось, рука скользнула к мечу.
– Аригэ!
Незнакомое румское слово ударило, словно стальной клинок. Лоэн неторопливо вышел вперед, поправил сбившийся плащ, подошел к Стане.
– Стойте! – повторил он. – Прекрасная Кейна, переведи им мою речь!