026
Шрифт:
— И? В чем проблема? Устраняешь неполадку, запускаешь систему, и мы уходим.
— Не все так просто. Как работает охранный механизм? При получении повреждений, он, в первую очередь, будет стремиться спасти механизмы, расположенные поодаль от места урона. Проще говоря, пса целенаправленно били именно в поясницу, чтобы уничтожить чип памяти. Пока система покрывала щитами другие важные детали, блок оставался открыт и был задет вырвавшимся током. Когда бойня прекратилась, купол накрыл и его.
— Значит ничего не сделать?
— Состояние пса, на данный момент следующее: блок памяти сплавился со скелетом и был частично поврежден.
— Твою ж шестерную мать! — Двадцать Шестой ударил кулаком в стену, раздражаясь от речей Риппа, которые только тратят драгоценное время.
— Спокойно, спокойно. Выдохни, юнец. Я просто подвожу к вариантам, которые озвучу. Ты, как хозяин, должен будешь принять решение. Слушай внимательно. Повторяю, блок памяти — поврежден и сросся с корпусом. Вытаскивать его бессмысленно, плюс он требует починки, которую я не смогу осуществить, работа слишком тонкая, нужно больше времени, которого у нас нет.
— Что ты предлагаешь?
— Использовать гемомасло. Наномашины проведут восстановление на молекулярном уровне внутри устройства, и создадут «подушку», которая не даст энергии взаимодействовать с чипом. Это все, что касается памяти. Остальное на мне.
От этого варианта, по телу Двадцать Шестого словно пробежала холодная волна. Он посмотрел на свои руки, которые состояли из останков чужих корпусов, затем на крылья, вокруг которых искажался воздух. Кулаки сжались от гнева и безысходности. Если гемо — единственный вариант, который спасет Спайка, тогда их дорожки разойдутся в разные стороны. Двадцать Шестой не может допустить деградации наномашин питомца по причине излучения.
— Я…не могу, — выдавил он.
— Ну значит твой Спайк отправится в собачий рай, — пожал плечами Рипп.
— Рипп, — понизив голос, начал Двадцать Шестой, — у меня больше никого нет. Мото, Шестнадцатый, родина, подчиненные — все они — пережиток иллюзорного прошлого. Только Спайк является кем-то реальным, и сейчас эта реальность ускользает от меня. Я не могу…не хочу! Снова один…
— Прости, юнец, но мне не понять. Я смотрю на ситуацию с точки зрения врача. Либо спасаю, либо нет. Что ты там себе думаешь — особой роли для меня не сыграет. Тебе с этим жить, не мне. Не хочешь применять гемо? Хорошо, я починю пса и запущу его, далее ток будет медленно сжигать остатки его памяти, пока он не погрузиться в темноту, из которой однажды появился.
— А если…, — Двадцать Шестой подумал о том, что можно бы перенести память Спайка на другой блок и вставить его в новый корпус. В таком случае проблема с гемо будет решена.
— Думаешь о переносе на другой блок, не так ли? Забудь, часики тикают слишком быстро. Если придумаешь что-то еще, — Рипп глянул на отсчет моноблока, на котором мелькала цифра девятнадцать, — я весь внимание, нас некуда спешить, угу.
Двадцать Шестому ничего не приходило на ум. Делать было нечего. Он принимал много решений, которые лично для него не имели никаких особых последствий. Убить людей? Пожалуйста. Зачистить здание? Ради бога. Вломиться с обыском? Хоть каждый день. Но теперь, в его руках был жизнь существа значимого, и решение ложилось полностью на него. И эта мысль отозвалась в нем громким эхом. В голове звучал вопрос «Почему? Кто я такой, чтобы решать за него?»
— Спайк — не моя собственность, — произнес Двадцать Шестой вслух. — Он друг. Существо, обладающее разумом, само определяет, что для него является верным, а что нет. Никто со стороны не смеет влиять на его мысли и идеалы, и уж тем более принимать за него решения. Поэтому…, — он собрался духом, и подвел итог: — Ты устраняешь повреждение, Рипп, и будишь Спайка. Остальное за мной. Если он захочет использовать гемо, я не буду возражать.
— Как хочешь, — согласился ученый и приступил к работе. — Твое право, но запомни, на диалог у вас будет от силы минут десять.
— Понял.
Двадцать Шестой молча наблюдал за работой Риппа, и впервые задумался о значении его имени.
Ржавый робот растопырил свои механические пальцы, костяшки удлинились, оголив тонкую кучку проводов, которые скрывались под металлом. Основной инструмент Риппа, подумал Двадцать Шестой, поймав неприятно воспоминание о своем первом визите в его кабинет. Эти самые проводки впились в спящее тело пса, и устремились вглубь корпуса. В то же самое время, голова Риппа отключилась и повисла, словно лишенная разума. Казалось, что вся его мысленная функция переместилась в инструмент, который уж очень бодро окутывал внутренности пациента. Но, в какой-то момент, тело робота застыло на долю минуты. Двадцать Шестому показалось, что произошло нечто непоправимое, к примеру, система Спайка оказала сопротивление инородному организму, и перенаправила ток в постороннего. Солдат осознал, что ошибся, заметив еле видимое движение пальцев. Как гитарист, аккуратно задевающий струны кончиком ногтя, чтобы выдать усыпляющую колыбельную, Рипп заделывал пробоину в организме Спайка. Когда хирург в очередной раз замер, Двадцать Шестой предположил, что работа окончена, так как проводки медленно возвращались на место. Костяшки сомкнулись, око головы-камеры Риппа зажглось зеленым блеском, и хирург повернулся к наблюдателю.
— Готов, — оповестил он. — Как насчет тебя?
— Я тоже.
Но Двадцать Шестой соврал. Он пытался внушить себе уверенность, но у него ничего не выходило. Робот понимал, что времени нет, как и пути назад. Решение принято, и от него не отвертеться. Остается только принять реальность таковой, какая она есть, каковыми не были бы последствия.
— Запускай, — скомандовал Двадцать Шестой, невольно сжав кулаки.
— Расслабься, все будет хорошо, — похлопал его по плечу Рипп, и нажал кнопку на затылке Спайка, отключающую режим энергосбережения.
В собаке что-то зажужжало. За шумом последовали короткие мерцания на маске, сопровождаемые тонким писком. Голова Спайка зажглась, и он раскрыл пасть. Писк перерос в вой, сменившийся визгом, который Двадцать Шестой слышал во время боя с Шестнадцатым. Скорее всего память Спайка заблокировалась в момент, когда его избивали, и сейчас он снова проигрывает то событие, как видеоплеер, на котором запустили фильм. Хозяин мигом кинулся к любимцу, обнял его, начал гладить между ушей и приговаривать: «Все хорошо, Спайк, успокойся, ничего этого нет». Поняв, что в реальности он лежит на койке в объятиях Двадцать Шестого, а не под градом ударов, пес притих.