04.1912

Susan Stellar

— Мистер Уайльд…

— Да?

— За нами правда вернутся? П-правда? — она совсем не хотела плакать, но слёзы выступили на глазах её сами собой — и опять предсказуемо и больно обожгли веко.

Мэри устало склонила голову и прижалась лбом к его руке. Уайльд неловко придвинулся ближе — казалось, что тело его зажило отдельной жизнью, что теперь он не властен над самим собой.

— Вернутся, мисс Джеймс, — пообещал он, — об… обязательно. Т-терпите и ж-ждите… оставайтесь сильной… м-мисс Джеймс.

Мэри мелко закивала. Она не могла сказать, дрожь сотрясает ли её тело, сама

ли она кивает, чтобы согласиться с Уайльдом? Холод был повсюду — не только снаружи неё, а и внутри. Холод цепко сжимал её в объятиях, и туман опять закрадывался в её тяжелеющую голову.

— Мистер Уайльд… я буду… буду сильной, м-мистер Уайльд, но…

— Но…

— В-вы… пожалуйста… пожалуйста… останьтесь рядом… не покидайте м-меня… никогда… никогда меня не покидайте!

Уайльд слабо вздохнул и тоже неровно, мелко и стремительно закивал. Из его рта вырывались облачка седого холодного пара.

— Н-никогда, — прошептал он, — н-никогда, мисс Джеймс.

Глава 28. Гибель титана

Когда «Титаник» переломился пополам и нос его печально зарылся в воду, Джо ощутил такой толчок, что руки его едва было не выпустили надёжное леерное ограждение. Казалось, что корабль в днище яростно боднул взбесившийся бык. Задрожало всё кругом него: палуба, борт, мачта, пассажиры, которые изо всех сил льнули к канатам, надстройкам и скользким перилам…

— Спасите! На помощь!

— Господи, господи, господи!

Джо отвернулся и прижался носом к ограждению. Нога его по-прежнему оставалась бесчувственной и тяжёлой; тяготила его, как камень — утопленника. И Джо боялся смотреть в воду — та теперь была совсем далёкой и слабо, таинственно мерцала, — потому что вода сулила ему только смерть.

Корма дрогнула и неуклюже, как хромой нищий, завалилась набок. Теперь она стояла почти вертикально над океаном, точно чей-то гигантский палец, обвиняюще тычущий в небо, и палуба стонала.

— Спасите!

С визгом мимо Джо пролетела девушка. Юбки раздулись у неё над головой, накрыли её, и она стала похожа на приплюснутый гриб. Вскоре этот светлый гриб исчез в океане.

За девушкой сорвалось ещё несколько пассажиров. По палубе кубарем прокатились, изрыгая испуганные проклятия, мужчины без жилетов и пальто; они скользнули в воду и исчезли у Джо из поля зрения.

— Господи, спаси и охрани меня! — отчаянно взвыл полный представительный джентльмен с Джо рядом.

Джентльмен решительно перемахнул через ограждение, расставил руки и сиганул в океан. Его тело закрутило, как беспомощную пташку, занесло, и он ударился о гребной винт, который поблескивал влажным металлическим блеском над чёрной гладью. Мокрые, блестящие грандиозные лопасти выступили над водой, капли срывались с них в океан, слабый, еле различимый серебристый свет обрисовывал края. Мужчина ударился о винт спиной, перевернулся, ударился головой и полетел дальше. Исковерканное тело в белом нагруднике погрузилось в воду и тоже пропало.

— На помощь!

Пассажиры, как яблоки, обдираемые с яблони, срывались с палубы и катились в океан. Мужчины и женщины, пассажиры и экипаж, все они были теперь равны перед бездушной

жадной стихией. Джо зажмурился и обхватил своё ограждение крепче. Бесчувственная нога висела, как мёртвая.

Корма задралась к небу. Океан приближался к ней — но на самом деле, конечно же, это корма стремилась к нему. Мертвящий холод исходил от гладкой чёрной поверхности, и Джо уже чувствовал его и солёные жгучие капли на теле. Он неуверенно повернул голову и открыл глаза. Пассажиры, скопившиеся на корме, отчаянно цеплялись за тросы, надстройки и леерное ограждение и вопили. Кто-то перевалил через борт и погрузился в океан.

«Держись до последнего», — скомандовал себе Джо, хотя всё его тело сгорало от желания двигаться, сделать хотя бы что-то ради спасения.

Тёмная вода, пенясь и жадно причмокивая, обгладывала корму «Титаника». Люди визжали, ругались, стонали и молились так громко и отчаянно, что у Джо заложило уши. От воды рванулся мощный порыв холодного ветра, и волосы Джо встали дыбом. Мурашки толпами забегали по его коже, полы куртки захлопали за спиной, как птичьи крылья.

— Помогите!

— Помогите!..

Джо зажмурился и снова с усилием распахнул глаза. Океан клокотал под ними, пожирая корму. Он уже бесновался у основания мачты, бурлил и стремился дальше, как будто его снедал чудовищный голод, как будто ему необходимо было насытиться во имя спасения.

— На помощь!

Джо выглянул с другой стороны ограждения. Вода рычала, как бешеная, и до поверхности океана оставалось уже не более нескольких метров. Обломки корабля стонали, будто живые преступники, истязаемые безжалостным палачом.

Джо снова посмотрел на океан. Огромная воронка затягивала на дно обломки и вопящих, брыкающихся, размахивающих руками пассажиров.

«Пора», — подумал Джо и разжал руки. Тело его двигалось само — только искалеченная нога едва-едва волочилась.

Джо перевалился через заграждение, неуклюже перекинул бесчувственную ногу и ненадолго остановился. Холод Атлантики обжигал ему лицо и забирался под куртку. Джо вздохнул, накапливая тепло в жилах, и примерился. Бесчувственная нога неловко проволоклась следом, когда Джо неуклюже скатился вниз.

Вода была такой холодной, что у него застонали все кости, все поджилки; казалось, даже кровь испуганно свернулась в сосудах. Это ощущение было совершенно новым и несравнимым со всеми теми, что у него возникали до сих пор. Казалось, что его начинили колючими снежками, что эти снежки — микроскопические, но с острыми режущими краями, — скопились даже в крови. Джо не мог дышать: невидимые снежки заполонили, сдавили лёгкие. Голову как будто стиснул железный обруч.

«Плыви!» — приказал Джо себе и неуклюже взмахнул рукой. Мышцы были как деревянные. Он не мог ни двинуться, ни хотя бы позвать на помощь. Вопли тонущих пассажиров звенели в висках, во лбу и в затылке, в каждом сосуде и в каждом нерве, тяжёлым тюком придавливали к океанической глади, а он только хватал ртом воздух, тянул вверх шею, чтобы вода не сомкнулась над головой, и пытался хотя бы вдохнуть. Он замёрз и умирал, но его внутренности горели так, что легче было бы застрелиться, нежели терпеть эту чудовищную муку.