04.1912
Шрифт:
Лиззи звучно шмыгнула носом и повернулась лицом к стене. Миссис Коллиер только вздохнула.
— Что ж, — сказала она, — девочки, может быть, выйдем прогуляться на палубу? — её лицо вдруг залилось бледностью, и она снова закашлялась в платок. — Я разговаривала с врачом. Он утверждает, что погода чудесная!
Лиззи мрачно помотала головой. Марджери негромко сказала:
— Нет, не хочу, я замёрзла, и у меня болит голова.
Улыбка потускнела на измученном лице миссис Коллиер.
— Хорошо, — покладисто сказала она, — если не хотите, мы никуда не пойдём. Но, право слово, вам ведь наверняка скучно сидеть здесь и смотреть друг
— Нет, мама, спасибо, — оборвала её Марджери и зевнула, — честно, мне сейчас совсем не хочется читать.
Миссис Коллиер беспомощно поглядела на детей. Марджери и Лиззи лежали в разных концах каюты, повернувшись друг к другу спиной, и сосредоточенно смотрели в стену. Они почти не выходили на прогулки, хотя миссис Коллиер пыталась расшевелить их каждый день. У самой миссис Коллиер тоже недоставало сил быть слишком настойчивой. Её мучила не обычная простуда — это был туберкулёз, который медленно пожирал её лёгкие и похищал силы. Туберкулёз Шарлотты и послужил причиной, по которой чета Коллиеров снялась с насиженного места и устремилась в Америку. Миссис Коллиер необходимо было поправить здоровье.
— Хорошо, — повторила она, — давайте не будем читать. Я могу рассказывать вам обеим истории. Что вы на это скажете?
Лиззи покачала головой. Миссис Коллиер с дочерью и их заботы нисколько не волновали её. Миссис Коллиер была от неё так далека, словно они стояли на разных берегах широкой реки — и никак не могли докричаться друг до друга.
— Мама, — негромко позвала Марджери, — а расскажи, пожалуйста, о папе.
— О папе? — голос миссис Коллиер дрогнул.
Она снова прижала платок к губам и склонилась над головой Марджери пополам. Лиззи слабо шевельнулась и косо взглянула на соседок через плечо. Миссис Коллиер взглянула расширившимися глазами в платок, слабая дрожь пробежалась по её плечам, и она тут же спрятала платок у себя на коленях. Её губы были нездорового, необычно розового оттенка, а на щеках медленно расползались два маленьких ярких пятна.
— Я познакомилась с твоим папой в церкви. Тогда я работала у преподобного Сиднея Седжвика кухаркой. Мы жили в Фанфилд-хилле, что в Лезерхеде. Именно в англиканской церкви, где преподобный читал проповеди, я впервые повстречала твоего отца. Он был церковным пономарём, и многие девушки на него заглядывались. Только он смотрел на меня. Какой это был удивительный взгляд, — мечтательно сказала миссис Коллиер и опять закашлялась. Розовые пятна на её щеках разгорелись ярче. — Я всегда знала, что он смотрит именно на меня, и это не было оскорбительно. Он глядел с таким… уважением, с таким невинным любопытством… мне понемногу тоже стало любопытно, почему он не может отвести от меня глаз!
Марджери подложила руку под голову и сонным голосом продолжила, как будто эта легенда уже была известна ей от первого до последнего слова:
— А потом, как-то летом, папа подошёл к тебе, когда ты шла из церкви домой, с букетом ромашек и с венком из полевых цветов, и вы так обрадовались, что взялись за руки и побежали на полянку недалеко от церкви. Вы бегали там целый день, как дети, и тебе пришлось опрометью бежать домой и делать свою работу, чтобы
Миссис Коллиер мягко провела ладонью по волосам Марджери.
— Да, — тихо сказала она, — да, всё так и было. Каждый день я встречала его в церкви, а по пятницам, субботам и воскресеньям он водил меня гулять. Если бы мне не посчастливилось с ним повстречаться, я и подумать бы не посмела, что в Фанфилд-хилле есть столько прекрасных местечек. Однажды он привёл меня в небольшой лесок, посадил на ветку дерева и сам сел рядом. Мы сидели и смотрели, как сквозь ветви деревьев пробиваются золотистые лучи восходящего солнца, и он сказал мне: «Слушай, Лот, и смотри, какое же всё-таки чудесное это место! Разве нужно куда-то бежать и чего-то требовать от жизни, если кругом можно сыскать вот эти красоты?»
Если бы не твой отец, кто ещё научил бы меня видеть прекрасное в обыкновенном?
Марджери продолжила:
— И вы дружили несколько лет, и все девушки в околотке тебе, мама, завидовали. И в мае вы решили пожениться. Преподобный Седжвик теперь читал проповеди в Пэрришской церкви Святой Марии. Мы перебрались вместе с ним. Папа теперь ещё и бакалейной лавкой управлял, и все, кто его знал, его любили.
— А потом, — сказала миссис Коллиер, и её лицо омрачилось, — ты уже стала достаточно большой девочкой для того, чтобы вспомнить всё без моих подсказок. Наш папа был замечательным человеком. И мы обязательно его найдём. Наверняка ещё не все списки полные… не думай ни о чём плохом, Мардж. Мы найдём папу. Мы его найдём.
— Он был замечательным, — кивнула Марджери и протяжно зевнула.
Лиззи напряжённо смотрела в стену и вслушивалась в дыхание Марджери. Изредка это дыхание приглушалось кашлем миссис Коллиер. Её состояние за эти два дня ухудшилось: даже сидя в шлюпке, которая подпрыгивала на водах Атлантики, миссис Коллиер не кашляла так часто и так зло. Лиззи боялась повернуться к ней и увидеть, как она бесшумно снимает платком с губ кровь.
— Лиззи, — негромко позвала миссис Коллиер. — Лиззи, ты спишь?
Лиззи предпочла притвориться, что задремала. Миссис Коллиер сидела на прежнем месте, пристроив у себя на коленях голову спящей Марджери. Одна её рука сжимала небольшой белый платок, весь покрытый светлыми пятнами. Лиззи торопливо сомкнула веки.
— Лиззи, — в голосе миссис Коллиер звякнула нотка обречённости, — неужели ты действительно меня не слышишь?
Лиззи не ответила. Она смотрела в стену и молчала, и ждала, пока миссис Коллиер не надоест её окликать. Тогда миссис Коллиер тяжело вздохнула и аккуратно поднялась, переложив голову Марджери на подушку. Лиззи вздрогнула, когда тёплая тень миссис Коллиер опустилась на неё; а затем чуть дрожащие руки коснулись её плеч, и Лиззи укрыли тяжёлой женской шалью.
— Спи, — сказала миссис Коллиер грустным голосом и отошла.
Лиззи боялась покидать каюту, пока не наступил вечер. Марджери проснулась ближе к обеду и всё-таки вышла на небольшую прогулку. Она познакомилась с несколькими маленькими пассажирами «Карпатии», что помогло ей развеять тоску и тревогу, и она долго рассказывала миссис Коллиер о том, какие чудовищные лишения пришлось претерпеть одной её новой приятельнице, тоже бывшей пассажирке «Титаника».
— Да, тогда была ужасная ночь, — сказала миссис Коллиер, расчёсывая дочери волосы, — как хорошо, что эта девочка спаслась. Как, говоришь, её зовут?