04.1912
Шрифт:
Мистер Флэнаган вынул газету и с хрустом развернул её. Миссис Флэнаган ещё недолго пыталась его приободрить, но затем оставила эти бесплодные попытки и отвернулась к окну. Как ей теперь и самой начинало казаться, далеко не лучшим решением было тянуть мужа с собой на корабль. Впрочем, миссис Флэнаган по-прежнему сохраняла уверенность в том, что опасения её супруга растают сами собой, как только он увидит величественного гиганта, спущенного на воду в Саутгемптоне.
До прибытия на станцию оставалось пятнадцать минут.
* * *
Лиззи Джеймс было всего двенадцать лет,
Лиззи Джеймс знала девицу Мэйд с трёхлетнего возраста, и все эти истории о неожиданных срывах помолвок и свадеб изрядно успели ей поднадоесть, ибо репертуар женихов у мисс Мэйд истощился к восьмому году жизни Лиззи. Мисс Мэйд заметно увяла, ссутулилась, а подслеповатые глаза всё время щурились, отчего в их уголках россыпью залегли морщинки. Дух у неё, впрочем, оставался достаточно бодрый. Она не переставала говорить с тех самых пор, как поезд отошёл от платформы.
— Я, конечно, многое повидала за свою жизнь, — с некоторым хвастовством сказала мисс Мэйд и улыбнулась, — но столь роскошного и надёжного лайнера, как говорят, ещё не спускали на воду. Я никогда не бывала в Квинстауне. Интересно, что там носят дамы?
Лиззи Джеймс протёрла глаза и зевнула. У неё не было настроения сплетничать с мисс Мэйд, поскольку вчерашнюю ночь Лиззи провела без сна. Она восторженно крутилась на своей узкой кровати, прикладывая подушку то к одному уху, то к другому, и безустанно повторяла:
— Америка! Мы поплывём в Америку!
Для Лиззи Джеймс, не бывавшей за пределами района, Америка казалась чем-то столь же недостижимым, сколь и бесплодная мечта. Но сейчас она чувствовала вибрацию сидений и слышала равномерный стук колёс, напротив неё болтала мисс Мэйд, а поезд вёз их к причалу саутгемптоновского порта, к непотопляемому «Титанику» и новой жизни. Лиззи Джеймс и на поездах раньше не путешествовала. Ей словно открылся новый чудесный мир, куда её вытряхнули из заколдованного пузыря, и теперь ей приходилось несколько раз подумать, прежде чем принять что-либо на веру. Жёсткость кожи, твёрдость пола, новые скрипучие туфли, что ей перед отплытием подарила сестра, похорошевшая мисс Мэйд — они были незнакомцами, чужими, и Лиззи порой казалось, что она и сама себе сейчас чужда. Её не переставало мучить такое странное чувство, словно бы она занимала сейчас совсем не своё место. Эта роскошная и беззаботная жизнь, свободная от проблем и бремени прошлого, явно предназначалась другой девочке, а совсем не Лиззи. Господь бог в великой благости своей даровал лучшее лишь самым смиренным овцам, а Лиззи Джеймс никогда не была ни смиренной, ни доброй, ни праведной, за что её и ругала, и даже шлёпала сестра.
Но сейчас тут не было Мэри Джеймс и её вечно правильных наставлений, а потому Лиззи Джеймс дышала полной грудью и ждала «Титаник» так, как девы в сказках не ждут прекрасного принца.
Мисс Мэйд продолжала радостно бормотать:
— И он, представляете, — тут она подмигнула своей соседке, молоденькой супруге инженера, — сказал мне с отчаянной улыбкой: «Любимая, я вернусь!» Да только не вернулся он: судьба его настигла.
Молоденькая
— Что же с ним произошло? — воскликнула супруга инженера и прижала руки ко рту. — Неужели… утонул?
— Да что вы? — мисс Мэйд сразу помрачнела. — Не знала я, что он был в весьма дружественных отношениях со спиртным. Этот врун, этот обманщик как-то раз, будучи глубоко пьян, январской ночью пошёл домой через половину города. Ноги некрепко его держали, и он замёрз до смерти в одной из подворотен, как последний нищий. Сколько же горя доставил он своей бедной седой матушке и мне, так верившей в его благородство!
Женщины с осуждением зафыркали и стали качать головами. Супруга врача высказалась:
— Да, много таких молодчиков мой муж повидал на своём веку! Утешьтесь, дорогая, муж-пьяница куда хуже мёртвого жениха!
Мисс Мэйд для приличия утёрла глаза платочком, хотя Лиззи была уверена, что её глаза сухи.
— Моё сердце было разбито, — примерно такими словами мисс Мэйд начала уже шестой рассказ о своих неудачных любовных планах, — но, к счастью, когда приличествующий для траура срок истёк, взгляд мой упал на…
Лиззи тут же уставилась в окно. Пьянство и излишняя доверчивость принесли беду и в её дом, когда её дед, спокойный и сдержанный врач-хирург, потерял бабушку, что скончалась во сне, пока дедушка спал на соседней половине кровати. Трёх месяцев хватило, чтобы превратить уважаемого врача в опустившееся ничтожество, а через восемь месяцев же он лёг в могилу. Эти восемь месяцев уничтожили прежнюю жизнь Джеймсов и отобрали у них почти всё. Вначале отец работал на пределе сил, а затем, через полгода, подцепил тиф от пациента и скончался. Тремя месяцами спустя, прорываясь сквозь скандалы и слёзы, Мэри отстояла своё право работать гувернанткой и оставила мать одну, а Лиззи пошла за сестрой, потому что стены дома, где скончались её отец и дед, стали ей противны. Кроме того, Мэри была слишком занята, чтобы следить за сестрой, а именно свободы Лиззи и не хватало. Она совсем не хотела учиться, чтобы Мэри и из неё сделала унылую гувернантку; впрочем, Лиззи не могла ответить себе на вопрос, чего же ей тогда хочется. Одного она не желала точно: выходить замуж, как мама, и работать гувернанткой у высокомерных богачей, как Мэри. И то, и другое было для неё одинаково противно.
«А вот было бы здорово, если бы капитан меня увидел и сказал: «Слушай, Лиззи Джеймс, не хочешь ли служить юнгой под моим началом?» — вдруг подумала Лиззи и сразу усмехнулась. — Но, конечно, такого не бывает. Читай книжки или не читай, а всё равно, даже если попросишься на корабль, наверняка будут придираться, что девочка, или требовать, чтобы родители отпустили, а то и это, и другое сразу. А мама и Мэри меня не отпустят, конечно. Ещё чего, мама и Мэри-то с трудом дала уйти в гувернантки, а ведь в гувернантках ходить — это не моря рассекать!
Но, если я спрячусь тихонько там, где-нибудь, когда все уже спустятся с корабля и останется только команда, а потом подойду к капитану и буду просить, то он просто не сможет мне отказать! Вот и славно будет: никакой больше Мэри. Скорее бы уже приехать!»
Поезд для второго класса плавно притормаживал у платформы.
* * *
Раннее утро десятого апреля тысяча девятьсот двенадцатого года выдалось для семейства Дойлов слишком уж беспокойным.