10 тайн Охотника на демонов
Шрифт:
Харысай сел по собачьи на задние ноги рядом с хозяином и так же молча уставился в пустоту.
— Ты скучаешь по дому? — неожиданно спросил Николас.
— Иногда, — тихо ответил тулпар. — Но там не осталось никого, кто был мне дорог. Только место. Отец умер, милостивый хан Саргал тоже. Теперь ты мой хозяин, а значит мой дом рядом с тобой, хоть он и не похож на тот, где я родился и вырос.
Он поглядел в грустные далекие глаза Николаса и добавил:
— Знаешь, ведь снег — это тот же песок, только мягкий и холодный.
Охотник улыбнулся и ласково похлопал коня по шее.
Тайна 10.
1575 г. от заселения Мидгарда. Лапия. Упсала
Зима пришла в Лапию поздно в этом году. Приближался Йольтайд, а снежные сугробы за Упсалой едва доходили до колена. Дни стояли теплые, ясные и лишь ночью мороз крепчал. Табун Ненниров переместился на восточное плато Утгарда, совсем рядом с Упсалой. Рыба в поисках лучшей доли ушла далеко от берега на юг. В остальном все было спокойно. Даже слишком. Как будто наступило короткое затишье перед бурей.
В преддверии Йольтайда дни стали совсем короткими, а ночи наступали так быстро, что человеческий глаз едва успевал заметить, как закатывалось за горизонт холодное зимнее солнце. Тогда горожане расходились по домам укладывать детей и рассказывать им чудесные в своей жуткой красоте сказки севера. Огоньки в окнах потухали один за другим, пока милосердная тьма не опускалась на город.
Было уже глубоко за полночь. Город спал. Лишь в одном доме на отшибе горел свет. Дрова тихонько трещали в камине. Возле поленницы валялось несколько скомканных листов бумаги. Николас сидел за столом у огня и сосредоточенно выводил пером один и тот же рисунок, оценивал его как неудачный и кидал в сторону камина, нисколько не заботясь, попадет ли он в огонь. Николас давно уже оставил бесплотные попытки сделать этот рисунок с помощью телекинеза. Казалось, что даже руки не хотели ему повиноваться и отображать на бумаге то, что он хотел видеть.
Желая расправиться с очередным своим творением, он уже занес руку, чтобы скомкать лист, как вдруг раздался громкий стук. Николас поднялся со стула и подошел к окну. На подоконнике сидел белый почтовый голубь и долбил клювом стекло, привлекая внимание хозяев. Охотник распахнул ставни, впуская в дом морозный воздух с улицы, и снял привязанный к ноге птицы футляр с письмом.
В этот момент в комнату вышел заспанный целитель. Приоткрыв один глаз, он недовольно покосился на своего хозяина:
— Мастер Николас, у вас что, снова бессонница? Может, отвар белладонны или маковое молоко, а?
Охотник не стал отвечать, слишком занятый своими мыслями. Он сорвал с футляра сургучную печать компании Норн и развернул бумагу. Глаза заскользили по неровным строчкам.
— Мастер Николас, что с вами?
— То же, что и всегда, Эглаборг. По дому тоскую, — ответил Охотник, не отрываясь от письма. — Может, попробовать нанять корабль до Леннокса и оттуда лесными дорогами пробраться к Озерному краю… Хоть одним глазком взглянуть на их могилы.
— Мастер Николас, вас же схватят, — Эглаборг
На нем лежал неописуемой красоты портрет. Рисунок был выполнен настолько искусно, что казалось, изображенная на нем девочка вот-вот должна сойти с бумаги и устроиться возле камина рядом с Охотником. Эглаборг перевел взгляд на раскиданные на полу листы.
— Может, вам действительно стоит отдохнуть. Съездить куда-нибудь, не на Авалор, конечно, а, например, в Веломовию, — задумчиво спросил целитель.
— Зачем? — рассеяно переспросил Охотник.
— Хотя бы для того, чтоб избавиться от этого наваждения, — Эглаборг поднял со стола его рисунок.
Николас оторвался от письма, отобрал у него свою работу и положил на окно сохнуть.
— Десять лет уже прошло, Эглаборг. Она меня и не вспомнит. Сколько ей сейчас? Восемнадцать? Наверное, давно уже замуж вышла, семьей обзавелась… — Николас отвернулся к окну, пряча от друга лихорадочно блестевшие глаза.
Но тот и так все понял, встал рядом и по-отечески положил руку ему на плечо:
— Вот поезжайте и сами все увидите.
— Сейчас не могу, — Николас помахал письмом. — Через пару дней должны приехать ученики с востока. Надо будет оценить их последнее испытание.
— Опять будете злобствовать? — усмехнулся целитель.
Год назад Николаса торжественно повысили в звании. Теперь он проверял учеников других офицеров перед выпуском. В отличие от самого обучения эта обязанность очень тяготила Охотника. Что бы ни делали другие наставники для своих учеников, как бы они ни работали с ними, Николасу всегда казалось, что можно устроить все по-другому, намного лучше и действенней, что новобранцы не полностью выкладывают свой потенциал, а учителя и сами до конца их не понимают. Из-за этого Николас часто оставлял их на неделю-две у себя, чтобы суметь хоть что-то изменить. Надо ли говорить, что за это он не пользовался большой популярностью у наставников, которые считали его заносчивым щенком, стремившимся во что бы то ни стало доказать всему миру свою исключительность.
Охотник внимательно посмотрел на Эглаборга. Напряженная морщинка, залегшая глубоко над бровями, расслабилась. Губы растянулись в добрую улыбку.
— Пожалуй, что и нет. Поставлю всем высокие оценки. Мне что, жалко? Зачем я только на этих неблагодарных столько времени и сил трачу?
— В самом деле, зачем?
— И в Веломовию я обязательно съезжу.
— Правильно, мастер Николас.
— Но не для того, чтобы искать встречи с ней.
— Ну уж, конечно.
— Эглаборг.
— Что?
— Давай свою белладонну. Попытаюсь заснуть.
Целитель охотно кивнул, взял с камина накрытую тканью деревянную чашку и подал ее Николасу. От отвара шел приятный терпкий запах. Он дурманил голову не хуже, чем сам напиток. Пару глотков и покрасневшие от усталости глаза сами начали слипаться. Николас спрятал рисунок в альбом и улегся спать.
Пробуждение его было не из приятных. По дому разносился мерзкий смердящий запах. Желудок болезненно скрутило. Подавив в себе рвотные позывы, Охотник встал с кровати, накинул на плечи халат и спустился в гостиную. Там пахло еще хуже.