100 shades of black and white
Шрифт:
От первого толчка она сдавленно вскрикивает, глушит стоны, закусывая край подушки, стискивает зубы и просто пытается дышать.
Коротко, через нос, не зная, она все же заноет, закричит, не сдержавшись, или подавится воздухом, переполнившим легкие.
Потому что Кайло большой, его много, ее всю распирает от ощущения его внутри, словно ее насадили на оголовье посоха.
— Ты думала об этом... да, думала... — смеется внутри ее разума Кайло, смеется ей на ухо, прижимаясь щекой к волосам, смеется до хрипоты,
Он двигается в ней так яростно, словно это еще одно наказание, вытаскивает член почти до самой уздечки, а затем загоняет снова, заполняя собой, с влажным шлепком. Но боли все равно слишком мало, и ее перекрывает удовольствие, больше и больше, замыкая внутри Уз.
И Рэй стонет, молча, прикусив до крови язык. Плачет, уткнувшись лицом в подушку, содрогается, стискивая бедра, как может, и под зажмуренными веками никаких всполохов или разорванных звезд, только темнота.
Много темноты.
Она не слышит, не чувствует, как уходит Кайло. Он оставляет ее разом, точно рассыпаясь, но тело еще помнит его тяжесть, ощущение — пусть и призрачное — члена внутри, тело ноет и стонет, потому что ему мало, потому что все это было не больше, чем сон.
Правда в том, что когда сны закончатся... А они обязательно закончатся, так всегда бывает, и Рэй скорее вгонит себе в ухо собственный сейбер или лезвие вибро-ножа, добравшись до мозга. Потому что она уже и не знает, как жить без всего этого.
====== Tame a monster (Рэй/Кайло Рен) ======
Комментарий к Tame a monster (Рэй/Кайло Рен) Я называю их мертвыми сказками, потому что они такие, нескладные и странные)
Осторожно, в наличии довольно подробный блад-плей, больноублюдочные отношения, соулмэйты поневоле и довольно специфические кинки автора, прям целый вагон тут развернулся))
А в тему, конечно же, идеальная Eivor – Trollabundin и немножко Garmana – Herr Mannelig, и посвящается любимой музе, because I can)
Ну и хвала пятнице-развратнице
Когда она увидела его впервые, окруженного стеной из черных рыцарей, Рэй подумала, что сама Тьма, истинное воплощение ее, явилось из глубин кошмаров, чтобы утащить с собой.
Она не могла убежать. Ей не удалось бы сделать и шагу, потому что ноги были накрепко стянуты кожаными ремнями, а от ошейника к кольцу протянулась цепь, мешавшая ей подняться.
Ункар Платт не хотел портить свежий товар, но и оставлять его без присмотра не собирался, и сбоку в своем гамаке, у самого входа в палатке дремал старый кролут.
Остальные подростки спали, но не она. Что-то пробудило ее, толкнуло в спину, точно мягкий порыв ветра, прошлось по затылку табуном мурашек, а затем затихло.
И сейчас Рэй отчаянно пыталась убедить себя, что это всего лишь кошмар, один из тех, что приходят к обезумевшим от голода и жажды, от ночного холода в пустыне, от яда
Мужчины, загородившие своими плечами проем и звездное небо позади, стояли тихо, напоминая статуи у дальнего края Ниджимы. Только те были из белого камня, а эти казались сотканными из самой Тьмы. Они разговаривали жестами, прекрасно видя в кромешном мраке, они разглядывали спящих детей, словно искали что-то. Или кого-то.
А затем один из них, тот, что стоял поодаль, выше и больше остальных — макушка его доставала кромки отведенного в сторону полога от песка — протянул руку, указывая на нее.
Он видел Рэй, затаившуюся в дальнем углу, укрытую пыльными тряпками, задержавшую дыхание. Знай еще как, остановила б и сердце, колотившееся в груди.
Ункар рассказывал о кочевниках, нападавших на отдаленные поселения, они вырезали всех подчистую, не жалея ни стариков, ни детей — самый ценный из товаров в пустыне, после воды. Ункар предупреждал ее, что бежать некуда — либо палящее солнце сожжет плоть и высушит до костей, либо наткнешься на таких вот. Убийц.
— Берите ее, — пророкотал голос, низкий, безжизненный, напомнивший сухой треск камней. — Девочку. Она та самая.
Глаза монстров отливали красным.
Бежать она не могла, куда, как... только ползти. Да и не было у нее чем обороняться, ни ножа, ни даже палки — все Ункар отбирал, велел оставлять снаружи, чтобы не подрались дети, не испортили товар раньше времени. Поэтому Рэй сделала все, что было в ее силах — приподнялась, вывернувшись из-под пыльных мешков, служивших ей покрывалами, и открыла рот, собираясь хоть криком разбудить заснувшего охранника.
Не успела.
Что-то вязкое, плотное стянуло зубы, ухватило за горло, подняло вверх так, что носки ботинков заскребли по настилу, и раскрошило звенья цепи в пыль.
Ни один наемник в кантине Ункара, даже самый прославленный, не умел так. Стрелять — да, избивать рабынь, накидывать узел на туловище сарлакка, хвастаясь меткостью и удачей. Но не нести по воздуху.
Она плыла, и сдавленное горло саднило от немого крика, застрявшего внутри. Мимо ворочавшихся во сне детей, мимо храпящего в своем гамаке кролута, даже не почесавшегося, когда ее ноги проскребли по настилу совсем рядом.
Ночной воздух прошелся по вспотевшей от страха спине холодом, но остудил щеки, покрасневшие от натуги.
— Тише, дитя, — снова заговорил с нею главный мужчина. Он высился перед Рэй, брошенной на колени, прижатой к пыльной земле, и разглядывал ее, наклонив голову. Лица его она не могла бы увидеть — его прятала жуткая черная маска. — Я пришел за тобой. За тобой, — повторил он снова и внезапно опустился на колени. Оказался так близко, что на Рэй дохнуло запахом крови, а по рукам прошлись полы царапучего одеяния незнакомца.