100 великих казней
Шрифт:
Так и стоял Тухачевский все сорок минут парада — в одиночестве среди своих. И не выдержал. Сразу же по окончании парада, не ожидая начала демонстрации, Тухачевский покинул трибуну.
В кабинете Сталина появился Николай Ежов с протоколом допроса сотрудника НКВД Белоруссии А.П. Баранова.
«Вопрос: Вы подали заявление с признанием вашего участия в антисоветском военно-фашистском заговоре. Подтверждаете ли вы это заявление? Ответ: Да, подтверждаю полностью. В антисоветский военно-фашистский заговор я вовлечен бывшим начальником отдела боевой подготовки НКВД БССР полковником Мельниковым в январе 1936 года… Мельников рассказал мне о том, что в РККА существует
Тревожная информация поступала к Сталину и из-за рубежа. В Праге президент Чехословакии Бенеш передал советскому послу Александровскому факсимиле некоторых документов германской службы безопасности СД, из которых следовало, что маршал Тухачевский и ряд других военачальников Красной Армии из его ближайшего окружения сотрудничают с руководством вермахта и германской разведки. Полагают, что эти документы — личная заслуга руководителя СД обергруппенфюрера Гейдриха и что действовал он по личному распоряжению Гитлера. По некоторым данным, в подготовке дезинформации принимали участие Гесс, Борман и Гиммлер. Воздержимся от рукоплесканий немецкой разведке — многие данные дают нам основания предположить, что Тухачевский и так был обречен. 11 мая 1937 года советские газеты поместили официальное сообщение о новых назначениях в Наркомате обороны СССР. Первым заместителем наркома стал маршал А.И. Егоров. Занимавший ранее эту должность маршал М.Н. Тухачевский назначался командующим войсками Приволжского военного округа.
В тот же день был арестован начальник военной академии им. М.В. Фрунзе командарм 2-го ранга Август Корк. На допросе он назвал состав «штаба переворота» — Тухачевский, Якир, Уборевич, Путна, Эйдеман.
Арестовали и начальника административно-хозяйственного управления РККА комкора Б.М. Фельдмана. Его допрашивал следователь НКВД З.М. Ушаков. Методов следствия, к которым он прибегал, не выдерживал никто. Не явился исключением и Борис Фельдман. На допросе он показал, что в контрреволюционный заговор его вовлек маршал Тухачевский.
Последний, разумеется, ничего не знал об этих показаниях. Когда же Тухачевскому стало известно об аресте своего ближайшего помощника, он, по свидетельству очевидца, тихо произнес: «Какая-то грандиозная провокация». По некоторым данным, маршал по этому поводу даже писал Сталину. Но генсек не ответил.
Тухачевский отправился к новому месту службы. 26 мая он прибыл в Куйбышев, где располагался штаб Приволжского военного округа. Прямо с вокзала маршал направился на областную партийную конференцию, которая проходила в помещении местного театра. Там Тухачевский выступил с краткой речью. В перерыве маршала пригласили в обком партии.
В кабинете первого секретаря Тухачевский был арестован. Войдя туда по приглашению, он вышел под конвоем.
Трое суток спустя командующий Белорусским военным округом командарм 1-го ранга П. Уборевич получил из генштаба предписание срочно прибыть в Москву. В тот же день Иероним Уборевич прибыл по вызову. На Белорусском вокзале столицы его уже ждали представители Генштаба. Встреча ничем не отличалась от предыдущих: те же уставные армейские приветствия, крепкие рукопожатия, сообщение о том, что в Генштабе его ждут для решения неотложных — оперативных
И только в машине командарм узнал, что арестован и что везут его не в Генштаб, а во Внутреннюю тюрьму НКВД на Лубянке.
Еще сутки спустя в кабинете командующего Киевским военным округом командарма И.Э. Якира раздался телефонный звонок правительственной связи. На проводе был маршал Ворошилов. После обычных вопросов об оперативной обстановке в округе нарком обороны сообщил, что на 1 июня назначено заседание Военного совета, и приказал прибыть. Якир ответил, что сегодня же вылетает самолетом. Но Ворошилов в категорической форме потребовал ехать железнодорожным транспортом. Такого не бывало никогда. Личный самолет командующего округом для того и существовал, чтобы обеспечить максимально быструю связь, и прежде всего с Москвой. Требование наркома никак не укладывалось в сложившийся порядок общения. Это был явный знак опасности. Но у Якира не было выбора. В тот же день он вместе с адъютантом выехал в Москву.
Ночью поезд остановился в Брянске. В вагон поднялись четверо в штатском, быстро прошли в купе и предложили командарму следовать за ними. Якир потребовал предъявить ордер на арест, что и было сделано. Тогда командарм попросил адъютанта сообщить семье о случившемся и твердой походкой направился к выходу. В Москву Иону Якира повезли на автомобиле. Выяснять причины ареста у молчаливой охраны было бесполезно. Поэтому молчал и командарм, обдумывая ситуацию. На предельной скорости машина быстро доставила арестованного на Лубянку. Здесь с него тут же сорвали ордена и знаки отличия. Якир потребовал встречи с Ворошиловым. Ему отказали. Со Сталиным — тем более. Написал письмо в Политбюро. Никакого ответа.
Тогда арестованный написал личное послание генсеку:
«…Вся моя сознательная жизнь прошла в самоотверженной, честной работе на виду партии и ее руководителей… Я честен каждым своим словом, я умру со словами любви к вам, к партии и стране, с безграничной верой в победу коммунизма». На письме Сталин оставил пометку: «Подлец и проститутка».
Под этим подписались Ворошилов, Молотов, Каганович.
Судьба Якира была решена.
И хотя арестованный, конечно же, не видел этой зловещей пометки на своем послании, он все понял.
И быть может, поэтому следующее его письмо было уже не о себе. С ним было покончено. Но оставались близкие.
«К.Е. Ворошилову. В память многолетней в прошлом честной работы моей в Красной Армии я прошу Вас поручить посмотреть за моей семьей и помочь ей, беспомощной и ни в чем не повинной. С такой же просьбой я обратился и к Н.И. Ежову. Якир, 9 июня 1937 г.». На этом письме пометка: «Сомневаюсь в честности бесчестного человека вообще. К. Ворошилов. 10 июня 1937 года».
История сохранила и мнение Хрущева об арестованном командарме. Два десятилетия спустя после его гибели Никита Сергеевич высказывался о Якире в восторженных выражениях и винил во всем Сталина. А тогда он говорил нечто совершенно иное о «выродке, намеревавшемся открыть дорогу фашистам».
В то время, когда арестованный командарм в камере на Лубянке ломал голову над тем, как найти выход из безвыходного положения, в Кремле проходило заседание того самого Военного совета, для участия в работе которого и прибыл в Москву Якир.
Присутствовали члены Политбюро и правительства. С докладом выступил Ворошилов. Он сообщил о раскрытии в Красной Армии «контрреволюционной военной фашистской организации». Итоги Военного совета подвел Сталин.
Вскоре появился приказ № 96 наркома обороны К.Е. Ворошилова, в котором отмечалось: