100 великих украинцев
Шрифт:
На Урале, словно собираясь туда возвратиться, он оставил фалангу безымянного пальца, после чего уже никогда не мог играть на гитаре. Бездумная тупость и однообразие армейской жизни не сломали писателя, а еще больше укрепили в нем непринятие системы, которую он должен был «защищать». В особенности приводило в негодование (именно тогда были подписаны советско-американские документы о сокращении численности армии) переведение воинских частей подальше от цивилизации, в леса, где, то ли от стыда за плохую подготовку, то ли от американских разведчиков, эти «расформированные» части «прятали». Лейтенантское звание на «дембель» не вызывало
Несмотря на декларированную тоску по настоящей, не донецкой, Украине, Василь Стус возвращается на Донбасс и идет работать преподавателем украинского языка и литературы в школу № 23 г. Горловки. Работает он там лишь один год, быстро поняв, что надо или закрыть глаза на откровенное нежелание учеников постигать этот предмет, или… протестовать, или… идти.
Он избрал последнее.
Он пишет письмо А. Малышко:
«Обращаюсь к Вам за советом. И прошу, если Вы можете это сделать, помогите, пожалуйста. Иногда, сосредотачивая внимание на однотонных впечатлениях от окружающего, ища конечных результатов очень стремительного процесса денационализации значительной части украинцев, ощущаешь, что это — сумасшествие, что это — трагедия, которой лишь временами не чувствуешь в силу присущего нам (как национальная черта) равнодушия и, может, немного — религиозной веры в то, что все идет на лучше. И тогда вспоминаешь одного поэта, кажется, Расула Гамзатова, который в рамках ортодоксальных все ж проговорился о своем тайном: если его язык исчезнет завтра, он желал бы умереть сегодня…
Иногда кажется, что деятели нашей культуры занимаются напрасным делом. Они поют, когда дерево, на котором они сидят, ритмически вздрагивает от топора… Как можно понять их покой? Как можно понять слабосильные вздохи, хлипкие заботы о судьбе хутора Надежды, слабенькие сетования, когда должен быть гнев, и гнев, и гнев!?
Ежели волна русификации — это процесс объективный и нужный для будущего (исторически справедливый), почему бы нашим деятелям культуры и не служить прогрессу? Почему бы тогда не „переквалифицироваться“, чтоб не тыкать палок в колеса той телеги, катящейся по трупам таких донкихотов, как казацкие летописцы и Капнист, и братчики, и Тарас, и… Драгоманов, и Франко…
Как можно дальше ждать? Как можно со всем этим мириться? Совсем не тяжело обнаружить факты грубейшего шовинизма, бесстыднейшего национального унижения… Почему же мы так равнодушны, откуда в нас столько покорности перед судьбой как фатумом?
Я считаю, что судьба Донбасса — это будущая судьба Украины, когда будут одни соловьиные трели».
В те же дни родилось и четверостишие, которое случайно сохранилось в одной из многочисленных папок, но как поэтически несовершенное выпало из памяти Василя Стуса:
Гэбэшный сброд самодовольный воров, насильников, делков заполнил град первопрестольный как партия большевиков.Именно эти четыре строчки и стали в 1972-м главным основанием выписать ордер на арест В. Стуса. Не важно, что никто, кроме самого поэта, их до того не видел…
Тогда же, в 1962-м, поэт возвращается в родительский дом и начинает работать. В те годы приходит и первая большая любовь. Ее звали
Но когда Василь привел эту девушку к матери, она «не приняла ее», вежливо, но сухо выставив из дома:
— Не наша она, разбитная какая-то…
Так во второй раз поэт оказался перед дилеммой откровенного противостояния традиционного уклада и реалий современной жизни. Не получить благословения от родителей означало предать самую высокую идею, которой перед собой обязался служить.
Следовательно, разрыв. И в скором времени — в Киев. Поэт успешно сдал вступительные экзамены в аспирантуру Института литературы имени Т. Г. Шевченко АН Украины и в августе 1963-го переехал в Киев — город, который почти не повлиял на его мировоззрение, но окончательно определил судьбу.
В первые же годы молодого поэта целиком пленяет новое, изысканное общество. Среди близких ему людей стоит выделить двух — Ивана Свитлычного и Аллу Горскую. И не потому, что они были самыми близкими. С И. Дзюбой Василь встречался отнюдь не реже, просто судьба Стуса теснейшим образом переплелась именно с их судьбами.
В 1965-му, когда больше чем на полгода был несправедливо арестован И. Свитлычный, В. Стус, присоединившись к организованному И. Дзюбой и В. Черноволом протесту против ареста в кругу украинских шестидесятников, под рев сирены, заглушавшей спокойные слова Дзюбы, воскликнул:
— Кто против тирании — встаньте!
Зал, преодолевая боязнь, все же поднялся на ноги. А через несколько дней поэт был исключен из аспирантуры. «Пусть это останется на вашей гражданской и партийной совести», — черкнул он, знакомясь с приказом об отчислении. Что еще было сказано заместителю директора С. Д. Зубкову, сказать трудно, но, вполне возможно, что-то уж слишком резкое и унизительное. По крайней мере, тот старался с чрезвычайной последовательностью, чтобы в 1966-м поэт был отстранен от должности научного сотрудника Исторического архива, где он нашел себе работу.
В декабре 1965-го, не имея постоянной работы и киевской прописки, Василь Стус вступает в брак с Валентиной Попелюх — женщиной, которая в его поэзиях выступает в образе верной берегини, которая верит в правоту каждого поступка Василя Стуса лишь потому, что его сделал он — Василь.
В литературном творчестве этого периода больше разочарований, чем достижений. Екзистенциальный сборник «Зимние деревья» — книга, вынашиваемая годами, — не получила благосклонности даже в ближайшем кругу друзей. Сложный, непублицистический текст терялся за яркой социальностью и злободневностью стихов И. Драча, В. Симоненко, М. Холодного. К тому же сразу после отчисления из аспирантуры в издательстве «Молодь» был «рассыпан» уже готовый набор «Круговорота» — сборника ранних стихов писателя.
На несколько лет В. Стус оставляет поэзию, переориентируясь на написание критических трудов («Феномен эпохи» посвящен творчеству П. Тычины, «Исчезающее расцветание» — В. Свидзинскому) и занимается подготовкой к переводу на украинский язык поэта его жизни — Й.-В. Гете. Официальная работа в Министерстве стройматериалов не приносит радости, но и не раздражает.
Но так было только до декабря 1970-го. Как гром грянула весть: убита Алла Горская. Художник, товарищ, просто чуткая и красивая женщина. Все, кто имел какие-нибудь планы на официальное будущее, были предупреждены: «На похоронах вас быть не должно». Василя Стуса никто не предупреждал.