1000 ночных вылетов
Шрифт:
Наверно, движение тела передается на рули самолета, и он отклоняется от курса.
— Заснул? — интересуется Николай.
— Нет. Мышь.
— Что? — не может понять Николай.
Но ответить ему уже не могу, чувствую, как мышь, пробравшись где-то между сапогом и комбинезоном, медленно ползет вверх по колену.
— Танки! Приготовься к атаке!
— Есть! Разворачиваю самолет носом на голубые, приглушенные огни фар, мерцающие внизу.
— На боевом! Так держать!
Перед носом вспыхивают разрывы снарядов, проносятся лохматые брызги «эрликонов»,
— Курс держи!
Я молчу. Ноги сами поворачивают самолет в нужную сторону. А под рукой бьется, трепыхается мышиная жизнь. Прижимаю ладонь сильнее, еще сильнее — и вдруг острые зубы впиваются в мою ногу. Нет, не от боли извиваюсь я на сиденье: стоит лишь представить длинную серую морду, как тут же поднимается тошнота.
На аэродроме Николай докладывает начальнику штаба:
— Обнаружили скопление танков противника, около двадцати машин. Атаковали. Один подорван прямым попаданием!
Медленно расстегиваю пуговицы комбинезона и осторожно — рука в перчатке — извлекаю злополучную мышь.
— Можешь добавить к сегодняшним трофеям… Николай садится на землю и захлебывается от смеха. Удивленно смотрит на нас начальник штаба. Сквозь смех Николай поясняет:
— А я-то думал… Я-то думал, тебя трясет от вида немецких танков! О-хо-хо! А ты! Ха-ха! Охотничек!..
С Димой Тарабашиным случаются самые удивительные истории. Как-то он не успел побриться перед построением, и командир полка, заметив его рыжую щетину, не без ехидства поинтересовался:
— Как же вы, товарищ Тарабашин, небритым и в строй? — и укоризненно покачал головой.
— Отпускаю бороду, товарищ командир! — нашелся Дима.
— Что же, — командир обернулся к начальнику штаба. — Отдайте приказ по полку: лейтенанту Тарабашину разрешено отпустить бороду.
Два месяца после того Дима плевался при виде своего изображения в зеркале и готов был выщипать по волоску злополучную, рыжую клочковатую бороду.
Вот и сегодня обычный полет с боевым донесением в штаб армии обернулся для Тарабашина неожиданностью.
Уже несколько дней полк стоит под Котлубанью, в непосредственной близости от линии фронта, от Сталинграда. С аэродрома видны дымные шапки пожарищ, слышна орудийная пальба. Разрывы снарядов и бомб сотрясают стены единственного дома, где расположился полк.
После посадки неподалеку от штаба армии Тарабашин оставил летчика, лейтенанта Руденко, у самолета, а сам направился в штаб. Чтобы легче было идти, Дима снял с себя комбинезон и остался в новом, недавно выданном мундире. Как известно, парадный мундир очень отличается от привычной гимнастерки, а тут еще рыжеватые Димины волосы… Подозрительно! Так и решили двое солдат, которые шли навстречу Тарабашину.
— Стой! Кто такой? Куда идешь?
— Летчик. Лейтенант. Иду в штаб.
— Летчик? — искренне удивились солдаты. —
— В штаб, — подтвердил Дима.
— А где ж твой штаб?
— Да во-он. За углом.
— А ну, шагай! — И солдаты взяли на изготовку автоматы.
Десяток раз ходил Тарабашин по этой дороге. Но сегодня вместо здания штаба зияла огромная воронка…
— Ну, где твой штаб?
— Был здесь…
— Сволочь! Еще по-русски лопочет! А ну, гад, становись к стенке!
— Товарищи…
— Гитлер тебе товарищ!
— Товарищи! У меня же пакет в штаб! Вот он!
— А ну давай, что там за пакет?
— Не могу. Он секретный.
— Черт с тобой и с твоим пакетом! Сами возьмем!
— Погоди! — остановил ретивого товарища другой солдат. — А может, действительно свой?
— Да ты на рожу его взгляни! Фриц! Точно — фриц!
— В общем-то, похож. Вот что, говори по-честному — кто ты и куда идешь? Валандаться с тобой некогда…
Так и оборвалась бы Димкина биография у развалин дома в Сталинграде, если бы не явилось чудо в облике штабного майора, который спешил куда-то по своим делам.
— Товарищ майор! — бросился к нему Дима.
— Стой!
Солдаты проверили документы майора и, не очень поверив в их подлинность, проводили обоих к новому месту расположения штаба.
Их привезли вчера вечером. Крытая брезентом полуторка остановилась у штаба и простояла там до утра. Утром начальник штаба привел их на аэродром. Кажется, их было трое. Но я видел только одну. Только ее — Таню! А может быть, и не Таню. Я еще не знаю, как ее зовут, но мне почему-то хочется, чтобы ее звали Таней… Узкие, покатые плечи, слегка удлиненная грациозная шея, легкие завитки волос на затылке, чуть приоткрытые, влажные лепестки губ и мохнатые, как лапки шмеля, ресницы… Таня. Я вижу только ее. Она стоит у самолета и с опаской поглядывает на крыло.
— Сюда?
— Да-да. Пожалуйста!
Узкая юбка мешает ей подняться на крыло. Девушка без смущения поднимает юбку, освобождая колени. Я подаю ей руку и провожу по губам пересохшим языком. Черт возьми, какие у нее стройные ноги! Какая маленькая ступня, какие… Изящный каблучок туфель протыкает непрочное перкалевое покрытие крыла.
— Ой!..
— Ничего, ничего. Пустяки. Теперь вам надо забраться в кабину. Это так просто. Только как же вам в юбке? Не девичье это дело — самолет.
— Я — лейтенант, товарищ летчик! Показывайте — как!
— Раз лейтенант — дело другое. Делается так. — Я влезаю на крыло и одним прыжком забираюсь в кабину. — Понятно? Так же и выходят на крыло. — Я показываю, за что надо держаться руками, куда ставить ноги. — Только прошу учесть, лейтенант, воздушная струя будет срывать с крыла… А в общем, тренируйтесь!
Я спрыгиваю на землю и решительно отворачиваюсь от самолета.
— Стойте! Младший лейтенант, вы должны посмотреть. Так?
Ну и дуреха! Неужели ей непонятно, что я не могу разглядывать ее обнаженные ноги под задранной юбкой, я… Это просто неприлично!..