11/22/63
Шрифт:
Дважды я слышал, как он бьет Марину, и во втором случае запаса русских слов не хватило, чтобы выразить распиравшую его ярость.
— Ты никчемная, ноющая дрянь! Я думаю, может, моя мама и права насчет тебя! — Хлопнула дверь, заплакала Марина. Все звуки оборвались, потому что она выключила лампу.
Вечером четвертого сентября я увидел подростка лет тринадцати, идущего к дому Освальдов с холщовой сумкой на плече. Ли — босой, в футболке и джинсах — открыл дверь. Они поговорили. Ли пригласил подростка в дом. Они снова поговорили. В какой-то момент Ли взял книгу, показал подростку,
Подросток распространял подписки на газету — а может, журнал — под названием «Грит». Он сообщил Освальдам, что в газете публикуются интересные материалы, мимо которых проходят нью-йоркские издания («новости глубинки»), плюс спорт и советы садоводам. В газете читатель мог прочитать «выдуманные истории» и посмотреть комиксы. «Вам не найти Дикси Дуган [133] в „Таймс гералд“, — заверил он. — Моя мама любит Дикси».
— Что ж, сынок, это хорошо, — кивнул Ли. — Ты у нас, значит, маленький бизнесмен, так?
133
Героиня одноименных комиксов, которые печатались в различных газетах в 1929–1966 гг.
— Э… да, сэр.
— Скажи мне, сколько ты зарабатываешь?
— Я получаю всего четыре цента с каждого дайма, но дело не в деньгах, сэр. Больше всего мне нравятся призы. Они лучше, чем те, которые можно получить, продавая «Кловерин». Это ж надо! Я смогу выиграть винтовку двадцать второго калибра. Папа говорит, что она будет моей.
— Сынок, ты знаешь, что тебя эксплуатируют?
— Что?
— Они берут даймы себе. Тебе достаются центы и обещание винтовки.
— Ли, он хороший мальчик, — вмешалась Марина. — И ты будь хорошим. Оставь его в покое.
Ли ее проигнорировал.
— Тебе нужно знать, что написано в этой книге, сынок. Можешь прочитать название на обложке?
— Э… да, сэр. Тут написано «Положение рабочего класса». Фридрик Инг-галс?
— Энгельс. Книга о том, что случается с мальчиками вроде тебя, которые думают, что могут стать миллионерами, торгуя всяким хламом от двери к двери.
— Я не хочу становиться миллионером, — возразил паренек. — Я хочу заполучить мелкокалиберную винтовку и отстреливать крыс на свалке, как мой друг Хэнк.
— Ты зарабатываешь центы, продавая их газеты. Они зарабатывают доллары, продавая твой пот и пот миллиона таких же мальчиков. Свободный рынок совсем не свободен. Ты должен повышать свое образование, сынок. Я так делал, и начал примерно в твоем возрасте.
Ли прочитал торговцу подпиской «Грит» десятиминутную лекцию о пороках капитализма, пересыпанную цитатами из Маркса. Паренек терпеливо слушал, наконец спросил:
— Так вы подпишетесь на газету?
— Сынок, ты услышал хоть одно слово из сказанного мной?
— Да,
— Тогда ты не мог не понять, что эта система обобрала меня точно так же, как обирает тебя и твою семью.
— Так вы на мели? Почему вы сразу не сказали?
— Я пытался объяснить тебе, почему я на мели.
— Да, конечно! Я мог бы обойти еще три дома, но теперь мне придется возвращаться домой, потому что уже поздно.
— Удачи тебе! — пожелала ему Марина.
Парадная дверь открылась, заскрипев на ржавых петлях, потом захлопнулась (слишком старая, а потому без громкого стука). Последовала долгая пауза, которую нарушил унылый голос Ли:
— Видишь? Вот что нам противостоит.
Вскоре после этого лампа погасла.
13
Мой новый телефонный аппарат по большей части молчал. Дек позвонил однажды — короткий, дежурный звонок из разряда «как поживаете?» — и все. Я говорил себе, что никаких звонков и не стоит ждать. Начался учебный год, а первые недели — всегда суета. Деку хватало забот, потому что миз Элли вернула его в школу. Он рассказал мне, поворчав, что позволил включить свою фамилию в список замещающих учителей. Элли не звонила, потому что ей приходилось одновременно делать пять тысяч дел и тушить пятьсот пожаров.
И только после того, как Дек положил трубку, до меня дошло, что он не упомянул Сейди… а через два вечера после лекции Ли юному коммивояжеру я решил, что должен с ней поговорить. Услышать ее голос, даже если она скажет: Пожалуйста, не звони мне, Джордж, все кончено.
И когда я протянул руку к телефонному аппарату, он зазвонил. Я снял трубку и сказал, абсолютно уверенный, что ошибки не будет:
— Привет, Сейди. Привет, милая.
14
Последовала пауза, достаточно долгая, и я подумал, что все-таки ошибся и сейчас услышу: «Я не Сейди, я просто неправильно набрал номер». Потом она спросила:
— Как ты узнал, что это я?
Я почти что ответил: Гармония, и она могла бы это понять. Но «могла бы» в данной ситуации меня не устраивало. Разговор предстоял важный, и я не хотел напортачить. Никоим образом не хотел напортачить. Поэтому в последующем диалоге с моей стороны участвовали двое: Джордж, который говорил вслух, и Джейк, который находился внутри, говоря все то, что не мог сказать Джордж. Возможно, в любом разговоре, когда на кону стоит любовь, с каждой стороны участвуют по двое.
— Потому что я думал о тебе весь день, — ответил я (Я думал о тебе все лето).
— Как ты?
— Отлично (Мне одиноко). Как ты? Как прошло лето? Ты все сделала (Законным образом порвала все связи со своим странным мужем)?
— Да. Решенный вопрос. Так ведь ты частенько говоришь, Джордж? Решенный вопрос?
— Пожалуй. Как школа? Как библиотека?
— Джордж? Мы будем продолжать в том же духе или собираемся поговорить?