11/22/63
Шрифт:
Я увидел и его сестру. И она перестала быть именем в старательно написанном сочинении, безликой маленькой девочкой, которая любила собирать цветы и ставить их в вазы. Иногда я лежал без сна, думая о том, как в хэллоуинский вечер она хотела выйти на охоту за сластями в костюме принцессы Летоосень Зимавесенней. И без моего вмешательства этого не случится. Зато ее будет ждать гроб после долгой и безуспешной борьбы за жизнь. Гроб будет ждать и ее мать, имени которой я еще не знал. И Троя. И Артура, которого все звали Таггой.
И я не знал, как бы сумел ужиться со своей совестью, если бы позволил этому случиться. Потому остался, но мне пришлось нелегко. А когда я думал о том, что все это придется повторить в Далласе, мой разум
И как мне все это рассказать?
В мою бытность учителем я постоянно делал упор на простоту. И в художественной литературе, и в документальной прозе существуют только один вопрос и один ответ. Читатель спрашивает: Что случилось? Случилось вот что, отвечает писатель. Это… И это… А еще это. Будьте проще. Только так можно все разъяснить.
Так что я постараюсь, но вы должны помнить, что в Дерри реальность — тонкая корочка льда на черной воде глубокого озера. И тем не менее.
Что случилось?
Это случилось. И это. А еще это.
2
В пятницу, мой второй полный день в Дерри, я пошел в «Супермаркет на Центральной». Подождал до пяти часов пополудни, полагая, что в это время в магазине будет особенно большой наплыв покупателей: по пятницам выплачивали жалованье, и многие люди (под людьми я подразумеваю жен, потому что в 1958-м один из законов жизни гласил: «Мужья продукты не покупают») именно в этот день делали основные закупки. В толпе я мог затеряться, не привлекая к себе внимания. Чтобы еще больше облегчить задачу, я зашел в магазин «У. Т. Грант» и купил чинос и синие байковые рубашки. Вспомнив Бесподтяжечника с дружками у бара «Сонный серебряный доллар», также приобрел рабочие ботинки «Вулверин». По пути к супермаркету периодически пинал мысками бордюрный камень, пока не сбил их.
Как я и надеялся, народу в магазине хватало, ко всем трем кассам выстроились очереди женщин с полными тележками. А немногочисленные мужчины обходились корзинками, и я последовал их примеру. В свою положил сетку яблок (стоивших дешевле грязи), сетку апельсинов (почти таких же дорогих, как в 2011-м). Под ногами чуть поскрипывали вощеные половицы.
Чем именно занимался мистер Даннинг в «Супермаркете на Центральной», Бевви-На-Ели не сказала. Точно не работал управляющим — в маленьком закутке со стеклянными стенами, расположенном за отделом «Овощи-фрукты», сидел седовласый господин, которому Эллен Даннинг могла приходиться внучкой, но никак не дочкой. И на столе стояла табличка с надписью «МИСТЕР КАРРИ».
Минуя молочный отдел (меня позабавила надпись на плакате: «ВЫ ПРОБОВАЛИ „ЙОГУРТ“? ЕСЛИ НЕТ, ВАМ ПОНРАВИТСЯ, КОГДА ПОПРОБУЕТЕ»), я услышал смех. Женский смех. По интонациям безошибочно угадывались эмоции: «Ах ты, проказник». Я свернул в дальний проход и увидел у мясного прилавка группу женщин, одетых по той же моде, что и три дамы в «Кеннебек фрут». «МЯСНАЯ ЛАВКА» — гласила надпись на деревянной табличке, подвешенной на хромированных цепях. «РАЗДЕЛКА ПО-ДОМАШНЕМУ», — прочитал я ниже. И уже в самом низу: «ФРЭНК ДАННИНГ, СТАРШИЙ МЯСНИК».
Иногда жизнь преподносит совпадения, какие не выдумать ни одному писателю.
Смешил дам именно Фрэнк Даннинг. Сходство с уборщиком, которому я преподавал курс английского языка и литературы для получения аттестата, казалось чуть ли не сверхъестественным. Я видел перед собой Гарри, только с совершенно черными, а не седыми волосами, да и доверчивая, чуть изумленная улыбка стала вульгарной и ослепительной. Не приходилось удивляться, что у прилавка толпились женщины. Бевви-На-Ели думала, что он белый и пушистый, и почему нет? Да, ей то ли двенадцать, то ли тринадцать, но она женщина, а Фрэнк Даннинг умел очаровывать.
В целом мистер Фрэнк Даннинг, с розовыми, гладко выбритыми щеками и аккуратно подстриженными черными волосами, смотрелся Божьим даром для домохозяйки. Когда я подходил к нему, он как раз завязывал шпагатом, размотанным с висевшей возле весов катушки, сверток с мясом, потом черным маркером размашисто написал цену. Протянул сверток даме лет пятидесяти, с румянцем школьницы на щеках, в домашнем платье, на котором цвели большие розы, и нейлоновых чулках со швом.
— А это, миссис Левескью, фунт немецкой копченой колбасы, тонко нарезанной. — Он доверительно склонился над прилавком, чтобы миссис Левескью (и другие дамы) уловили завораживающий аромат его одеколона. Как думаете, он пользовался «Аква велвой», подобно Фреду Туми? Я думаю, что нет. Я думаю, что такой чаровник, как Фрэнк Даннинг, отдавал предпочтение чему-то более дорогому. — Вы знаете, что бывает от немецкой копченой колбасы?
— Нет, — ответила миссис Левескью, чуть растянув слово: «Не-е-ет». Другие дамы захихикали в ожидании ответа.
Взгляд Даннинга прошелся по мне и не заметил ничего интересного. Когда же он вновь посмотрел на миссис Левескью, в его глаза вернулся фирменный блеск.
— Через час после того, как вы ее съедите, в вас просыпается жажда власти.
Не уверен, что дамы поняли, о чем речь, но залились веселым смехом. Даннинг отправил радостно улыбающуюся миссис Левескью на кассу, и когда я пересекал границу слышимости, он целиком и полностью сосредоточил свое внимание на миссис Боуи, чему та, я в этом не сомневался, безмерно обрадовалась.
Он милый человек. Всегда шутит и все такое.
Но глаза у этого милого человека оставались холодными. Голубые при общении с обожавшим его дамским гаремом, они изменили цвет, когда он взглянул на меня. Я могу поклясться, они стали серыми, цвета воды под небом, с которого вот-вот повалит снег.
3
Супермаркет закрывался в шесть вечера. Когда я покинул его с несколькими покупками, часы показывали пять двадцать. На Уитчем-стрит, буквально за углом, находилось кафе «Ленч для вас». Я заказал гамбургер, кусок шоколадного торта и стакан колы. Вкус торта меня поразил — настоящий шоколад, настоящие сливки. По ощущениям, не хуже, чем рутбир Фрэнка Аничетти. В кафе я, как мог, тянул время, а потом неспешно направился к каналу, около которого стояло несколько скамеек. С них я видел фасад «Супермаркета на Центральной», под углом, конечно, но видел. Я наелся до отвала, но тем не менее съел один из купленных апельсинов, выбросил кожуру через бетонную стену в канал и наблюдал, как ее уносит вода.
Ровно в шесть свет в больших окнах-витринах супермаркета погас. В четверть седьмого из двери вышла последняя дама. Остальные либо шагали с сумками вверх по Подъему-в-милю, либо толпились у телеграфного столба с белой полосой. Подъехал автобус с надписью «КОЛЬЦЕВОЙ ТАРИФ ОДИН» в окошечке над лобовым стеклом и увез всех. Без четверти семь из супермаркета начали выходить сотрудники. Последними появились мистер Карри, управляющий, и Даннинг. Обменялись рукопожатием и разошлись. Карри скрылся в проулке между супермаркетом и соседним обувным магазином, вероятно, направился к своему автомобилю, а Даннинг двинулся к автобусной остановке.