119 дней до тебя
Шрифт:
Они засмеялись.
— Ну, так вот. Когда я увидел те ваши с ним фотографии… с этим М а к к б р а й д о м. Первой мыслью было «Чёрт, он — тот, кто её у меня заберёт». «Это ОН! Чёрт возьми! Время… время пришло».
Дочь громко, в последний раз, всхлипнула, где-то возле его подмышки и подняла голову:
— Честно?
— Да. — угрюмо ответил Ник. — И сказать, кое-что ещё? Я так разочарован. Ведь он мне… Блин, он мне понравился… хренов лупоглазый, улыбака! И даже ведь, нифинды не красавчик… что ты в нём нашла, не понимаю?! И тётя твоя ещё тоже, масло подливает.
Он забавно пофыркал
— Но, с ним… с этим парнем, ты выглядела так иначе, по-другому счастливой. В это я верю — в то, что было всё действительно сильно и взаправду. Что он достойный.
— Когда он был рядом… я ощущала его любовь, и я была на седьмом небе. А теперь его нет, и я чувствую, что я никто.
— Печально, что всё закончилось. Посмотри-ка на меня, — коснулся дядя её подбородка. — Так бывает. Вот увидишь, когда ты встретишь ещё кого-то, потом будешь вспоминать э т о т период своей жизни… вспоминать Его… и тебе будет странно, потому что будет казаться, что все эти переживания были напрасными, преувеличенными. Надуманными.
— Разве такое возможно выдумать?
— Просто потерпи…
— Не-ет. Оно есть и всё… и я не хочу, чтобы это проходило. И не хочу встречать кого-то другого… Не возможно чувствовать такое к двум разным людям, не верю. И я не хочу забывать. Это слишком… нужное. Пусть и так плохо сейчас. Я всегда буду любить его.
— Моя милая, — обнимает он её ещё сильнее. — Ну, что ж. Вот она — чёрно-белая Любовь. Невообразимо-головокружительная и уничтожающая. Но это не просто название какого-то там чувства. Любовь — это твоё солнце каждый день, воздух, все твои утра и всё время. Оно внутри тебя, всегда, и никогда не исчезнет… лишь немного изменится, превратится в другое. Оно изменит вас до неузнаваемости… уже изменило. И вы не будете прежними. И раз это случилось, хочется верить, что так было нужно. И я не осуждаю твоё решение не ехать обратно, не можешь — не надо! Мне же лучше — моя Синичка рядом! Но… но я достану, на всякий случай, моё ружьё из футляра, потому что… у меня странное предчувствие.
***
22 декабря. Чикаго. «Уголовный Суд Округа Кук», 12:20 дня.
Дуф-дуф-дуф! — оглушительно долбит деревянный молоток, призывая к тишине.
— Порядок в зале! — кричит судья. — Цыц! А вы, мистер Адамс, — тычет молотком в «прыгающего» перед судейским местом, адвоката противника, — Хоть на люстре висите, что угодно делайте… Но не смейте трясти на меня пальцем!!! Трясите на него! — указывает на сидевшего слева опрашиваемого. — Это же он, по-вашему, неправду говорит!
— Простите, Ваша честь.
— Да. Последнее предупреждение! Продолжим… Мистер Леви?
— Д-да? — заикается свидетель.
— Что «д-да»? Продолжайте! Дальше-дальше… В ходе ваших прошлых показаний, вы утверждали, что видели, как обвиняемый, сам, лично, своей собственной рукой поставил ту самую подпись…
Закрытое слушанье. Без СМИ, без присяжных.
Полупустой зал, Итан через несколько стульев от матери. Ричард с мисс Дивер, сидят спиной к ним, впереди, в окружении армии ещё нескольких юристов. Правее, всю сторону обвинения, занимает «обиженный» истец, в лице бывшего партнёра «МacKbraid Petroleum industries» — господина
— Н-нет.
— О, как неожиданно! Уже «н-нет»? Вы уверены? Пять минут назад, вы заявляли обратное!
— Я так не заявлял! Я сказал, что мистер Маккбрайд находился за своим столом в тот момент, когда я вошёл в его кабинет. Он подписывал стопку бумаг, которую я должен был забрать… как обычно, в это самое время, каждый день. Я не уверен, что тот договор был среди них.
— Можно вопросик, Ваша честь? — тянет руку адвокат противника и, на короткий одобрительный кивок судьи, подходит ближе к стойке. — Мистер Леви, допустим, вы не видели, что подписывал в тот момент ваш Босс, но вы видели, кто ещё при этом присутствовал? Что вы молчите, воды в рот набрали? В кабинете ещё кто-то был в тот момент, кроме мистера Маккбрайда?
— Там был… там был мистер Уильямс, сэр.
Уильямс прямо за Ричардом, напрягает плечи.
— Это что-то доказывает? — усмехается Наоми.
— А какая ещё здесь может быть связь?
— Да какая угодно! Проездом был, забежал на чай, семьями дружат… Какое нам дело? Проверено, что эти двое давно общаются и владеют общей благотворительной компанией.
— Вот! И вы сами ответили на свой вопрос — это сговор.
— Протестую, Ваша честь!
— Отклоняется. — угрюмо бурчит судья. — Адамс?
— Да. — откликается тот, упиваясь собственной проницательностью. — Я знаю, что мы ходим по кругу, Ваша честь. Всё множество раз проверялось и множество людей было допрошено и все они, как один, уверенно говорят о невиновности обвиняемого, но… если отбросить в сторону эти убеждения… устные, без возможности точной проверки… разве, не логично ли предположить, что их некая дружба, очень даже связана с этой, неожиданно всплывшей, махинацией? И зададим себе вопрос… Кто же ещё в этом был заинтересован, как не они? У кого ещё была такая возможность и доступ к данным? И каков будет первый пришедший нам в голову ответ?
— Логично. — поправляет на носу очки Высокопочтенный, а Наоми злится:
— А то, что у нашего уважаемого обвинителя существует ярко выраженная личная неприязнь к господину Уильямсу, никого не настораживает? Они же постоянно ругаются!
Несколько присутствующих, как по команде, поворачивают головы в сторону скромненько приютившегося среди своих плечистых подопечных, низкорослого пухлого господина Ньюмана.
— Мы здесь воображение тренируем, или адекватно рассуждаем, опираясь на реальные факты?!
— Хорошо сказано. — соглашается судья. — Ведь было дело, да? В любом случае, это лишь домыслы, Адамс. Есть ещё вопросы к свидетелю?
— Один имеется. — почти скрипит зубами тот. — Скажите, мистер Леви, сколько вы зарабатываете, если не секрет?
Наоми оглядывается, было, на отца, но, возвращается обратно.
— Не понял? — переспрашивает опрашиваемый. — Моя зарплата?
— Да! Вам хватает на жизнь?
— Н-ну…
— У вас двое детей, так?
— Трое.
— О, тем более! У меня нет своих отпрысков, но смею предположить, что это огромные затраты… наверняка. Школы, садики, памперсы… вечно недовольная жена. Просто нервы сдают…