119 дней до тебя
Шрифт:
— Скорее депрессивных.
— С фильмами…
— С дерьмовыми фильмами.
— Хорошо. Пару недель всего этого… не такого уж, кстати, и депрессивного. И пусть Маккбрайд возвращается и видит, как сильно он ей теперь не нужен!
Меж могил светло, как днём. Широкие, со всевозможными памятниками, они стоят вдоль аккуратных улочек с фонарями, вымощенных дорожек, и у каждой своё уютное место.
Странно об этом рассуждать, наверное, но здесь тихо и спокойно и вовсе не страшно.
Девушка делает неуверенный шаг ближе к памятнику,
«Что им сказать?» — теряется она и просто произносит. — Ну, привет.
«Как же это нелепо… говорить с теми, кого нет». Но они здесь, прямо перед ней, смотрят внимательно, хотя и молчат.
В гранитной вазе вновь свежий букет белых лилий. Красивые, они контрастируют с тёмным камнем, зеленеют листьями в сумраке на фоне снега.
— Не часто я вас навещаю. — призналась тихонько и села на край плиты, чтобы тронуть бархат лепестков. — Простите меня. Не буду врать, дело совсем не в учёбе.
Опустила руку, отвела уставший грустный взгляд.
Невдалеке на дороге мустанг, ещё чуть дальше небольшая мечеть и ворота выезда. Пожилая пара — он и она, под кронами высоких дубов, под руку, словно прогуливаясь, направляются к выходу.
Девушка оборачивается назад и видит глаза мамы.
«Как ты, родная… как твои дела? Всё хорошо?»
— Нет. — качает головой Нура, и по её щекам текут жгучие слёзы. — Нет, не хорошо.
Её столько раз спрашивали об этом, и она столько раз утверждала обратное.
Сейчас она хочет выплеснуть всё, что так долго копила и держала в себе… тем, кто не смотрит с сожалением, кто не осуждает, и не будет врать в ответ, лишь бы успокоилась.
— Когда я… Когда я была с ним, я думала о… Я была уверена, что я знаю его. Что я знаю его сердце.
«Знаю».
— Он словно пробовал меня маленькими глотками, я не могу это ни с чем сравнить… Я лишь надеялась, что после его поцелуев я выживу.
Я… я любила его.
Было миллион причин… все мы иногда безумные, неопределённые… уставшие. У всех есть прошлое. Я видела, но я ничего не сделала.
Я знала все самые страшные секреты и не осуждала за них. Принимала его таким, какой есть и не собиралась переделывать в кого-то другого.
Мне было плохо, когда его не было рядом, когда он не звонил, когда был расстроен… было страшно. Они говорили, но… Мне не нужны были советы от людей, мне было плевать.
То будущее, которое мы придумали — такое неясное… нереальное. Мне не верилось в него, не потому что я не хотела, я просто… Просто я не могла в это поверить, но я так радовалась и была так счастлива.
Я не понимала насколько доверилась. Я всё ему отдала, всю себя. Мне было так хорошо… Но из-за одной вещи, какой-то непонятной чёртовой вещи всё рухнуло.
Так глупо…
Он заставил сойти с ума… заставил бредить, почувствовать себя чокнутой, неразумной. Заставил чувствовать, будто бы это моя вина.
Это я во всём виновата.
Нам нужно расстаться… но других
Мне так больно.
***
17 декабря, воскресенье.
Бегло оглядев комнату, девушка берёт в руку чемодан. «Ничего вроде не забыла, всё забрала…» И теперь ей пора, пока Мии с Крис нет в кампусе.
Не хорошо убегать не попрощавшись, но она обязательно сделает это позже по телефону, возможно по смс… обязательно попытается объяснить.
— Ты должна кое-что знать о себе. — днём ранее, сказала она соседке. — Кристина Торрес, ты самая сердечная и самоотверженная девушка, которую я когда-либо встречала. Это…
— Не соответствует мне?
— Прямо очень как.
Нура хотела сделать что-то благодарное на прощание, сказать хорошее… то, что по правде думает и во что искренне верит.
— Ты это вообще к чему? — подозрительно щурится Крис.
— Хочу, чтобы ты знала.
— Знаю, без тебя. — без грамма смущения, кокетливо соглашается та. — У меня бывает, всплеск душевной доброты. И лучше не распространяйся об этом! Ведь, когда я влюбляюсь, я вовсе не весёлая и беззаботная. Я скорее осторожная. А вот ты же, совсем нет. Ты — это я наоборот.
Нуре не очень хочется говорить о себе, и она морщит нос, но Кристина продолжает, призывая не перебивать:
— Нет, молчи! Я тоже хочу кое-что сказать… дай мне это, наконец, сделать. Мы долго ждали.
— Хорошо.
«Так и быть, напоследок… ладно».
— Нура, я… Я так сильно люблю тебя. Мы все любим, помни об этом. И пусть мы такие совершенно разные, но, и такую сильную меня, и такую хрупкую тебя… и даже нашу бывшую эмо — боль может лишить нас всего… объективности и разума… оставит лишь оболочку. Ей плевать насколько мы сильные. Она сильнее. И ты можешь отрицать, но в этот период лучше не быть одной. Ты слишком подавлена, чтобы самостоятельно с этим разобраться. А ты будешь пытаться, я тебя знаю. Возможно уже, а мы не видим, и… Я так боюсь за тебя. Ты будешь плакать, потому что не сможешь объяснить самой себе ничего, в чём чёртова причина. А она очевидна — Он просто баран!
— Не надо.
— Это так, Он — баран! Натворил дел… это его лучшее самовыражение! Но, чёрт… может быть, это не то, о чём мы думаем? Я его не оправдываю, ни в коем случае, ведь что бы ни случилось в его жизни, это не повод так поступать. И если до него уже это не дошло, то непременно дойдёт, я чувствую… поверь. Помнишь, ты меня просила о том же? И я поверила тебе, и ты оказалась права… Рик, правда, нашёлся и теперь мы вместе.
Итан ведёт себя сейчас совершенно нелогично… Но зуб даю, он не обманывал тебя, это было видно… Я видела! Итан Маккбрайд не безразличный и равнодушный. Ты не должна слушать людей, не слушай никого. Не слушай, что тебе говорят о нём, и не слушай Рика… Зря я тогда включила громкую связь, прости. Он его друг, но… у меня нет этому объяснений. Рик просто малость ненормален.