119 дней до тебя
Шрифт:
— Потому, что твоя любовь всегда казалась невероятной. — её голос срывается буквально через слово. — Проще было поверить тому, что я тебе не нужна, нежели тому, что настолько небезразлична.
Бирюзовые стены бледнеют в опьяняющем полумраке ночи. Искажаясь, растворяются в темноте, лишь стоит закрыть глаза. Морозная свежесть из приоткрытого окна, плавно лаская, касается пылающей кожи… спасает и не даёт задохнуться.
— Мы созданы друг для друга. — шепчет девушка, обретая то, что никогда бы не отпустила,
Он склоняется над ней и она уже не может отстранится… сила воли рассыпалась в прах.
От поцелуев кружится голова. Обхватив икру, он закидывает её ногу себе на пояс… сердце отбивает судорожный ритм, дыхание сбивается. В движениях больше нет осторожности, жадно блуждая пальцами по любимому идеальному телу, в перерывах, она стягивает с себя носки и принимается за майку…
«Раз уж решила себя губить, взамен нужно получить как можно больше».
— Нура, — жарко произносит он ей прямо в ухо. — Перестань, наконец, срывать с себя одежду.
— Хочешь сам это сделать?
— Не сегодня. — его бархатный голос словно часть темноты. Очертив контур её губ, Итан лукаво улыбается и, отпрянув, опускает ей на грудь свою голову.
— Ладно, — дыхание и пульс, предательски, никак не приходили в форму, — Раз не хочешь… то и я тоже. — соврала, чувствуя совершенно невыносимое противоположное.
«Не хочу его, как же!!!»
— Ты ведь прекрасно знаешь, что хочу. — мурчит он, посмеиваясь. — Но не могу позволить этому случится здесь, под крышей дома Ника.
— «Под крышей Ника». — передразнив его, фыркает она, — Она и моя тоже. — и отталкивает, заставив перевернуться на спину. А, натянув повыше неудобные джинсы, поправляет майку и поскорее прижимается обратно, обвивая руками его ароматную шею.
— Нам нельзя шуметь. — теперь его губы двигаются медленнее, целуя её щёку. — Мне и так стыдно за то, что я обманул миссис Прайнс, притворившись спящим. Представляешь лицо, своего дяди завтра за завтраком?
Девушка хихикает. — Ты ему нравишься. Не в каждого он целится из ружья.
— Не напоминай.
В воздухе почти физически летает сладость примиренья. Они в самом деле успокоились и какая теперь разница, что будет дальше — они есть у друг друга, и у них есть большая дружная семья — самая главная драгоценность, которой они безумно радуются. И не важно, что ещё несколько часов назад ей хотелось убить его, да и вообще всех… они уже во всём разобрались. Главное, не цепляться за эту веру в доверие, а жить и дышать рядом с теми, кого безмерно любят и несомненно полюбят чуть позже.
Лёжа в обнимку в тишине, Итан рассказывает Нуре о беременности Оливии. Переполненная счастьем от такой новости, девушка вспоминает Люси — свою маленькую сестру.
— Слетаем
— Но мне и нечего скрывать. Я не злюсь.
— Как же так? Ты должна. — его лицо в зеленоватом свете её электронного будильника выглядит потерянным. — Он лишил тебя памяти о семье. Бросил.
— Итан, он подарил мне всё это! И даже больше — любящую семью, дом, потрясающее детство. Если бы он оставил меня тогда, сейчас я была бы другой.
— Нет, не была бы.
— Была. Стала. Надменной пафосной стервой, воспитанной няньками.
— Хах!
— Как Пэрис Хилтон[2]!
— Уу…
— А ещё твоей сестрой. — улыбка погасла. — Не могу этого себе представить, ведь люблю я тебя совсем не по-сестрински. Я не стану ненавидеть его за это… Наоборот.
За такие слова он тотчас отрывается от подушки и, схватив её за лицо, ненасытно целует.
«Неужели правило пристойного поведения отменено?»
Но, нет! Это лишь проявление признательности.
— Спасибо за то, что прощаешь его. — прижимается чуть колючей щекой, заглядывает он в глаза. — Ричард так сильно переживал, что у него приступ случился. Ты должна знать, он, по-своему, любит тебя. Всё это — поездку, бумаги — он всё устроил. Когда я помешался от злости, он помог всё решить и прийти в себя. Конечно, он натворил дел, но всеми силами пытается всё исправить. Он изменился, я в это верю — он мой отец.
— Да, хорошо. — выдохнула Нура поскорее, только бы его успокоить. Тоже верила, иначе и быть не могло… тем более, когда Итан изменил своё к нему отношение. Поцеловав, уложила назад на подушку и перевела разговор в более безопасное русло:
— Я тут подумала. — начала, призвав на помощь всё своё красноречие, — Мм, — поджала губы, заливаясь краской. — Даже не знаю, как сказать.
— Что, о чём? Говори, не бойся.
— Я не стану отказываться от наследства.
Итан смеётся. Ни капли не удивлён, был готов к симптомам её скромности.
— А тебе никто и не позволит. Оно уже твоё. Не заберёшь сама — перейдёт твоим детям.
Девушка смущена (всё-таки совесть-то имеется, не меркантильная же какая-нибудь охотница), и благодарная ему за всё на свете, с облегчением выдохнув, тщательно подбирает слова:
— Не секрет, периодически, на ферме возникает полно трудностей. Оплата рабочим, ремонт, закупка кормов. На одной только дресировке лошадей с подготовкой к продаже разориться можно.
«Интересно, с чего у неё такой официальный тон? От нервов, наверное!»