12 невест миллионера
Шрифт:
На этот раз игривый официант осмелился мне подмигнуть, но не притормозил, умчался вдаль с подносом, на котором макетом летающей тарелки серебрилась сверкающая металлическая конструкция на растопыренных ножках.
– Это жаровня, – насмешливо сказала Тяпа. – Похоже, ты ошиблась. Твой Шестой не женихаться сюда пришел, он просто ждал свой ужин – смотри, жаровню притащили именно ему.
– Вот черт, – огорченно пробормотала я и нервно скомкала салфетку.
В следующий момент официант, стоявший у столика пресловутого Шестого, потянулся, чтобы приподнять сверкающую металлическую крышку.
Грохнул
– В-в-в-во-о-о-о-от че-о-о-о-орт! – в наступившей темноте пугающе медленно и с мучительным заиканием протянул мой внутренний голос – Тяпа или Нюня, я не смогла разобрать.
Затем мрак стал кромешным, черным, как смола, – и я в ней утонула.
Потом была тишина.
А еще потом-потом неспешно, словно метановый пузырь из недр болота, из подсознания всплыла и звучно лопнула моя первая мысль:
– Меня зовут Таня!
Дальше пошло быстрее и веселее – мысли запузырились густо-густо, как воздушные пузырьки в джакузи.
Я – Татьяна.
Татьяна Иванова!
Имя у меня заурядное, а фамилия и вовсе анекдотическая. Мне двадцать восемь лет, я не замужем и бездетна…
О господи!
Я как-то разом вспомнила все: и редакционное задание, и свой дебют на рынке виртуальных невест, и затянувшиеся посиделки со взрывом в берлинском кафе.
Надеюсь, я не умерла?!
Ужаснувшись этой мысли, я моментально распахнула глаза, и расплывчатое розовое пятно – чья-то физиономия – качнулось надо мной, как тронутый сквозняком воздушный шарик на ниточке.
– Боже милосердный, да она живая! – вскричал кто-то взволнованным сопрано.
Милосердный Боже на это сообщение ничего не ответил, а я вежливо прошептала:
– Вот спасибо…
Так сказать, одним разом поблагодарила и Господа Бога – за чудесное спасение, и обладателя взволнованного сопрано – за своевременный ответ на актуальный для меня вопрос.
– Врача, врача! Скорее, сюда! – голосило сопрано, мешая мне прислушаться к себе.
Боли я не чувствовала, и страха тоже, а вот неистребимое журналистское любопытство буквально толкало меня изнутри, вынуждая подняться. Из положения лежа открывался прекрасный вид на закопченный потолок с покосившейся люстрой, но это зрелище меня не увлекло. Информации было слишком мало!
Я попыталась сесть, но специально обученные люди в медицинской форме не позволили мне этого сделать.
И вскоре я уже выплывала из разгромленного заведения на покачивающихся носилках, вертя головой, как припадочная, чтобы успеть увидеть хоть что-то, пока не поздно.
Нетрудно было догадаться, что вернуться на место ЧП мне не позволят специально обученные люди в полицейском обмундировании.
Или еще более специальные – в скромных серых костюмах.
Они уже были там – и в помещении, и на засыпанном битым стеклом тротуаре. Меня пронесли совсем близко от одного такого «серого». Он царапнул меня острым взглядом – я обморочно закатила глаза – и сосредоточенно забормотал что-то в лацкан своего пиджака. А потом скосил глаза на кончик собственного носа, как собака, которой на морду села пчела – не иначе, прислушался к ответу невидимого собеседника.
Отзывчивый пиджак ответил ему по
Я тихо порадовалась тому, что добрые доктора успели прикрыть мое лицо кислородной маской. Не хотелось, чтобы специально обученные люди меня запомнили. Я не собиралась залеживаться в больнице и не планировала выступать в роли свидетеля трагедии.
Я – девушка с амбициями, и из всех возможных ролей меня интересуют только главные.
Я при первой же возможности сбегу от медиков и постараюсь самолично разобраться в случившемся!
– Еще бы! Такая горячая тема! – с энтузиазмом поддержала меня Тяпа.
Она тоже окрепла и перестала заикаться.
Я почувствовала воодушевление.
К черту розовые сопли о свадебных букетах! Я сделаю такой репортаж, с которым меня возьмут не только в «Респект» – да хоть в «Таймс», хоть на «Би-би-си»!
– Вот и настал твой звездный час, Таня Иванова! – сказала Тяпа.
– Лишь бы не последний! – оробела Нюня.
И тут я увидела Его. Того самого парня – с приятным и одновременно незапоминающимся лицом положительного героя второго плана, типичного голливудского «хорошего парня». Из тех, знаете, симпатичных добродушных бестолочей, которым их бессовестные жены наставляют рога с героями-любовниками.
Он стоял в первом ряду зевак, за линией полицейского оцепления, и внимательно рассматривал суету у разгромленного кафе. Не смотрел, а именно рассматривал: я поймала на себе такой пронзительный взгляд – куда там скальпелю!
– Да уж, это зоркий сокол! Такой запросто разглядит и лицо под кислородной маской, и бельишко под платьем! – нарочито бодрясь, сказала моя Тяпа.
Она был встревожена, и я тоже заволновалась.
Голливудский типчик вышел из кафе незадолго до взрыва. Это могло быть случайностью, а могло и не быть.
Я подумала, что имеет смысл проследить за этим парнем.
– Врача, скорее! Сюда! – заголосили в отдалении.
Вторая неотложка еще маневрировала, протискиваясь поближе к месту происшествия. Медики, сопровождавшие меня, переглянулись и опустили носилки.
– Идите, идите туда, я в порядке, я подожду! – сдернув маску, по возможности твердым голосом сказала я.
И, разумеется, улизнула прочь от «Скорой», едва лишь эскулапы повернулись ко мне спиной.
Какое счастье, что для первого свидания с незнакомцем в кафе я экипировалась не очень пафосно!
Выбирая между безупречно элегантным белым платьем в стиле «Завтрак у Тиффани» и демократичными шортиками с маечкой, я благоразумно остановилась на втором варианте. Как будто предвидела, что мне понадобится одежда не столько эффектная, сколько удобная!
Впрочем, короткие джинсовые шорты не скрывали красоты моих длинных загорелых ног, а эластичная футболка подчеркивала стройность фигуры. Но самое главное – в качестве сумки со мной был не дегенеративный клатч, способный вместить только плоский мобильник, пару купюр и пластиковую карту-ключ от номера в отеле, а моя любимая большая торба, набитая разнообразным полезным барахлом. И ради пущего соответствия спортивно-сексуальному стилю одежды я не повесила ее на плечо, а надела через грудь, так что длинный ремешок протянулся с правого плеча к левому боку, как пулеметная лента у запасливого бойца из кино про Вторую мировую войну.