12 невест миллионера
Шрифт:
Вот и получилось, что к неожиданным и внезапным военным действиям я оказалась более или менее готова: и сумку при взрыве не потеряла, и из толпы зевак не выделяюсь, и обута в удобные балетки, так что смогу без устали следовать за объектом наблюдения бесшумным индейским шагом.
Объект мой тем временем уже начал выбираться из толпы. Я отошла в сторонку, повернулась к нему спиной и поглядела в зеркальце пудреницы. Заодно узнала, что лицо у меня все в бурых разводах и, не позволив себе испугаться увиденного, стерла их влажной салфеткой. Ничего страшного с моей
– До свадьбы заживет, – успокоила меня Тяпа. – Тем более что свадьба теперь откладывается на неопределенное время.
На черной ткани майки пятна крови были почти незаметны, а испачканные коленки я протерла той же салфеткой. Солнечные очки лежали в сумке, в твердом футляре, и не разбились. Я спрятала глаза за темными стеклами, сунула пудреницу в карман, позволила объекту отдалиться метров на десять и неспешно пошла за ним следом.
Как это делается, я сто раз видела в кино.
Вроде ничего сложного: шагаешь себе вслед за объектом с невозмутимым видом, подбираясь поближе к нему на улицах с оживленным пешеходным движением и отставая на пустынных участках. Если объект останавливается – ты тоже притормаживаешь и заинтересованно разглядываешь витрины, афиши – да что угодно, хоть писающую под ближайшим деревом собачонку!
Если он, например, присаживается на лавочку – ты зависаешь неподалеку, под любым благовидным предлогом: просишь у случайного прохожего прикурить и меланхолично смолишь сигареткой, заговариваешь с уличным продавцом, прицениваясь к сочным грушам, или подбадриваешь возгласами «У-тю-тю» писающую собачку.
Делаешь каменное лицо, если преследуемый внезапно разворачивается и идет прямо на тебя, как айсберг на «Титаник». Смотришь в сторону, чтобы ни в коем случае не встретиться с объектом взглядом. Отворачиваешься и пропускаешь его мимо, одновременно отслеживая его отражение в зеркальной витрине.
Упустив объект, ты не бросаешься следом за ним, как спринтер, а переходишь на другую сторону улицы, ускоряешь шаг и без суеты и ауканья ищешь свою пропажу за поворотом. И если там потерянный объект не обнаруживается, ты внимательно осматриваешься и мысленно – а не руками! – чешешь в затылке, соображая, куда же это он, гад такой, мог подеваться?! В магазин, в подъезд, в проходной двор, в открытый канализационный люк?!
Ничего такого за поворотом с одной нешумной улицы на другую просто не было. Впереди на полквартала тянулся красивый забор, огораживающий что-то еще более красивое.
Я рассудила, что в заборе этом наверняка имеется дверца, и заспешила. И впопыхах даже не заметила, как настоящие кирпичи и чугунные завитушки сменились убедительно нарисованными, вернее, напечатанными на баннерном полотне.
С чего это я, дура, взяла, что умею вести наружное наблюдение?!
Самонадеянность наказуема.
Прямоугольный лоскут баннерной ткани качнулся, словно в порыве ветра, и меня стремительно затянуло в расширившийся клин глубокой тени.
А дальше я ничего не помню.
В Лондоне стояла жара –
Кривясь и морщась, Алекс свинтил с безымянного пальца тугое кольцо, уронил его в пепельницу и подумал, что это глубоко символично: обручальное кольцо – в пепельнице!
Алекс Чейни был директором брачного агентства и лучше многих знал, что так называемые «вечные» семейные ценности – суть прах и тлен.
Ничему нельзя верить. Ничему и никому.
Алекс тычком пальца включил компьютер, бухнулся в кресло, издавшее протестующий скрип, и энергично потряс над животом рубашку, ухватив ее двумя пальцами за среднюю пуговку.
Надо худеть. Толстяки переносят жару много хуже, чем тощие, а тут, говорят, глобальное потепление грядет.
– Хотел бы я быть таким, как ты! – ворчливо сказал толстый Алекс своему компьютерному двойнику.
Тот Алекс Чейни, который встречал клиентов на сайте агентства, выглядел идеально. Его облик смоделировали по результатам специально проведенного исследования на тему: «Внешность, располагающая к доверию».
У того Алекса не было лишнего веса, одышки, потливости и брюзгливого выражения лица.
У того Алекса были четко очерченный подбородок, понимающая улыбка, теплый «шоколадный» взгляд и вдумчивая вертикальная морщинка между бровями, не нуждающимися в прореживании.
Глядя на себя – идеального, реальный Алекс Чейни испытывал противоречивые чувства – гордость и зависть. Впрочем, их перекрывало чувство глубокого морального удовлетворения от работы того русского гения, который создал виртуального Алекса.
Русского гения нашел Иван – тоже русский. Он уже несколько лет жил в Лондоне, но не терял контактов с Москвой и на каждое упоминание российской столицы обязательно говорил, что всех там знает.
– Все одиннадцать миллионов пятьсот четырнадцать человек, проживающих в столице твоей Родины? – непременно уточнял Алекс Чейни.
Он не поленился и специально узнал итоги последней переписи российского населения.
Иван в ответ пожимал плечами и многозначительно улыбался. Он любил нагнать таинственности, потому что тщательно культивировал популярный имидж «этот загадочный русский».
Фамилия у Ивана была замечательная – Медведев, и на закономерный вопрос, а не приходится ли он родственником российскому президенту, Иван Медведев все с той же многозначительной улыбкой сообщал, что в России Медведевых – сотни тысяч.
Это звучало как ответственное заявление о принадлежности к очень большому и могучему мафиозному клану.
Что и говорить, Иван умел добавить себе весу в обществе!
«Этот загадочный русский» говорил по-английски почти без акцента, одевался, как настоящий лондонский денди, и очень любил разные присказки с зачином «мы, русские»: «Мы, русские, раненых не бросаем!», «Мы, русские, без боя не сдаемся!», «Мы, русские, добра не забываем!», «Мы, русские, зла не помним!».
Почему-то все его программные заявления от имени собирательного образа русских людей представляли жизнь как нескончаемый бой между добром и злом.