12 невест миллионера
Шрифт:
Надо сказать, ощущению этому очень поспособствовала отсиженная задница.
– Пойдем, пожалуй, – Катерина, кряхтя, поднялась с постамента и энергично потерла ладонью свою собственную пятую точку.
– Т-с-с! – я приложила к губам указательный палец левой руки и потыкала в сторону Юноши-с-сачком-и-фонариком перстом правой.
По дорожке света к Аполлону летела рыжеволосая нимфа.
– Свидание у воды, как романтично! – растрогалась моя Нюня.
Смутно различимые фигуры Аполлона и его подруги слились в одну
– Свидание в кустах, как прагматично! – съязвила моя Тяпа.
– Ну, а мы что же? – требовательно спросила Катерина, в полупоклоне выбравшись из-под сени олив и нетерпеливо отделив свои растрепанные косы от ее ветвей.
– В смысле? – Я немного напряглась, потому что это прозвучало как приглашение к нетрадиционному сексу. – Кать, ты мне нравишься, но я люблю мужчин!
– Я тоже. Но их тут нет, и нам придется занять себя чем-то другим. Как насчет вылазки к морю? Ты обещала мне помочь.
– Ах, да!
Я почесала в затылке.
Кое-какие разрозненные соображения по поводу того, как бы нам с подружкой вырваться на волю, у меня уже имелись, но их требовалось привести в систему. Кроме того, я понимала, что операцию следует провести попозже, когда обитатели нашей островной крепости отойдут ко сну.
Официальный отбой в нашем герл-скаутском лагере был назначен на двадцать три ноль-ноль.
– Человеческий сон состоит из разных фаз, из которых первые четыре – это различные ступени медленного или глубокого сна, с пониженной активностью организма, – голосом лектора оживленно сообщила мне Нюня, довольная представившейся возможностью немного меня просветить. – После засыпания они сменяют одна другую в течение двух-трех часов, и именно в это время человек спит крепче всего.
Я быстренько подсчитала: двадцать три плюс еще три – это два часа ночи. К этому моменту нашу ночную вылазку надо завершить, потому что в фазе быстрого сна люди пробуждаются от малейшего шума.
– Значит, так, Катерина. Встретимся у Дискобола в двадцать три тридцать, – решила я. – Обуйся поудобнее и возьми с собой полотенце, желательно темной расцветки.
– Понятно, понятно, белое не носить, обтягивающее не надевать, – кивнула Катька. – Нет проблем!
Действительно, проблема с экипировкой возникла не у нее, а у меня.
Из относительно темной одежды у меня были только солнечные очки, и я еще не настолько загорела, чтобы слиться с тонами южной ночи, расхаживая нагишом. Но в закутке просторной террасы, где мы обедали и ужинали, я видела натянутые веревки, и наличие на них прищепок говорило само за себя: определенно, эту площадку использовали и для сушки белья.
– Но исключительно в отсутствие охочей до кормежки публики, – уточнила моя Тяпа. – То есть, вероятнее всего, по ночам!
– Погоди, что
Я коварно улыбнулась.
Очевидно, штат обслуживающего персонала в имении был невелик, лично я за двое суток видела только Аполлона, охранника, тетушку-кухарку и бабушку с котом. Причем последние трое, включая кота, белое и обтягивающее точно не носили!
И тетушка, и бабушка, несмотря на жару, ходили в мешковатых черных одеяниях, но не казались грязнулями, наоборот, от них приятно пахло какими-то травками.
На этом основании я крепко надеялась найти на бельевых веревках подходящую амуницию идеального для маскировки на ночном пейзаже черного цвета.
В начале двенадцатого я прокралась на террасу у столовой, на случай непредвиденной встречи с другими гостями или аборигенами имея наготове легенду о муках голода, одолевшего меня под покровом ночи.
– Пусть бросит в тебя камень тот, кто сам никогда не совершал ночной налет на холодильник! – поддержала меня Тяпа.
Но голодающих, кроме меня, в имении не нашлось, и лунатиков тут тоже не оказалось. Поэтому грабить кухню я не стала, а применила свои криминальные таланты в другом месте.
Как и ожидалось, веревки на террасе провисли под тяжестью развешенного для просушки белья. В одном месте их даже пришлось подпереть деревянной рогатиной, которая выглядела в точности как экспонат из музея жизни и быта пещерного человека и прямо-таки сама просилась в руку. Я не свистнула ее лишь потому, что этой ночью не собиралась охотиться на мамонтов. Сегодня я пришла всего лишь за шкурами, и они тут были.
– Логика – это сила! – обрадованно заметила Тяпа.
Я полезла под веревку и тут же выяснила, что мокрые тряпки – это тоже сила, точнее, тяжесть.
В жизни бы не подумала, что кто-то станет носить в такую жару шерстяные вещи, но ошибиться было невозможно: сырые кофты и юбки натурально попахивали мелким рогатым скотом.
– Ну и бог с ними, с юбками, – постановила моя верная подельница Тяпа (законопослушная Нюня взирала на наши безобразия молча, стиснув зубы). – Все равно в этой мокрой хламиде ты не сможешь скакать по уступам, как горная козочка. Бери платки, они легкие!
Больших квадратных платков, которым возрастные греческие дамы укрывали головы, нашлось всего два.
Какому-нибудь Гуччи этого было бы недостаточно, чтобы сочинить наряд, способный окутать меня газовым облаком с ног до головы. Но я не Гуччи, я Иванова, а это подразумевает наличие бесценного жизненного опыта.
Я вспомнила свои ранние белошвейные экзерсисы эпохи дефицита и более позднюю, времен медового месяца, практику изготовления карнавально-эротических нарядов из бантов и занавесок. Фантазия и навык сотворили чудо, и я показала высочайший класс скоростного моделирования одежды в экстремальных условиях.