12 новых историй о настоящей любви (сборник)

Рот Вероника

Мими говорит:

– Надеюсь, ты сказала ей: «Мам, это бред какой-то».

– Нет, – говорю я. – Этого я не сказала.

– Ну, надеюсь, еще скажешь.

Она делает глоток чая. Я тоже.

– Надеюсь, скажешь в ближайшем будущем.

– В самом ближайшем, – добавляет Хоуп.

– Скажем, завтра вечером, – предлагает Трэвис. – Прямо с порога.

– Погодите-ка, – говорит Хоуп. – А может, прямо сейчас?

Она встает на цыпочки и принимается размахивать в воздухе телефоном, пытаясь поймать сигнал, но тут я говорю:

– Нет,

не сейчас. Точно не сегодня.

Костер начинает затухать – все еще горит, но уже не так бойко, как раньше.

Мими подливает мне в кружку кипятка.

– Ну и как тебе? – спрашивает Трэвис.

– Что?

– Чай.

– Только честно, – предупреждает Мими.

– На вкус совсем как мятный чай.

Трэвис удивленно поднимает брови.

– Ну, как скажете.

Становится слишком холодно, чтобы и дальше сидеть на улице. Я достаю из упаковки зубную щетку, откручиваю крышку на мини-тюбике зубной пасты. И тут вижу, как Трэвис выходит из палатки Хоуп со спальным мешком и подушкой в руках.

– О нет, – говорю я, – я что, твое место заняла?

– Не парься, – отвечает он. – Так даже лучше. Она вечно ко мне пристает.

– Ой, да ну тебя, – возражает Хоуп. – Ты мне как брат.

Он забирается в спальный мешок.

Мими говорит ему:

– Я бы пригласила тебя к себе в палатку, но тогда тебе придется спать буквально на мне.

– Дорогуша, – говорит Трэвис, – ты же сама знаешь, что я не хочу всю ночь слушать твой храп.

Он застегивает мешок, забравшись в него до самых бровей.

– Не задохнись там, – предостерегает Мими. – Что мы без тебя будем делать.

– Ладно, – говорит Трэвис и с головой прячется в мешок.

– У тебя есть все, что нужно? – спрашивает Мими.

Она дала мне два одеяла, а Трэвис позволил мне порыться в его машине в поисках дополнительных утеплителей. К счастью, он оказался из тех мальчиков, от которых приятно пахнет.

Я киваю.

Она говорит:

– Я так рада, что нарисовала для тебя тот рисунок.

– Я тоже.

– Ну что, увидимся утром? Ты же не передумаешь и не сбежишь, пока мы спим?

– Ни за что.

Она касается моего запястья.

– Тогда спокойной ночи.

Мы закрываемся в палатке. Как только Хоуп улеглась в свой спальный мешок, а я на свою груду свитеров, все шорохи стихли, и я слышу лишь звуки ночи. Ветер и сверчки. Смех где-то вдалеке, на другом участке.

Хоуп шепчет:

– Мои родители развелись, когда мне было двенадцать.

– Ой! Мне так жаль.

– Мне казалось, земля уходит из-под ног. Это было ужасно. Потом я привыкла, но дом так никогда и не стал прежним.

Крыша палатки прозрачная. Я вижу луну и звезды, и слова Хоуп кажутся такой же вечной истиной, как они. Как бы люди ни старались сосредоточиться на хорошем, пытаясь перенестись сразу в будущее, где все хорошо, правда заключается в том, что нельзя просто проскочить этот период – время, когда становится трудно дышать и ты чувствуешь себя совершенно беспомощным. Как

будто кричишь, а никто тебя не слышит. Как будто счастливое будущее – миф, на который нельзя рассчитывать, и хочется только одного – бежать от всего этого.

Конец любви. Конец семьи. Ты больше не дочь двух человек, которые просыпаются в одной постели, ставят зубные щетки в один стаканчик, иногда закатывают глаза и вздыхают, иногда злятся друг на друга, но каждый вечер возвращаются в один дом и садятся за один стол.

– Нам осталось потерпеть всего год, – говорит Хоуп. – А потом у каждого из нас будет свой собственный дом.

– Ага, – говорю я.

– А пока можем ходить в походы.

Хоуп засыпает. Я лежу неподвижно и прислушиваюсь, ожидая, когда захрапит Мими. Ее палатка стоит совсем близко, но оттуда не слышно ни звука. Проходит так много времени, что я начинаю бояться, что скоро рассветет, а я так и не усну.

Делаю вдох.

«Она нарисовала мне картинку».

Делаю выдох.

«Она хотела, чтобы я приехала».

– Тут есть волшебное дерево, – говорит утром Мими. – Я хочу тебе его показать. После завтрака, конечно.

Как по волшебству возникают сосиски, картошка и яйца, которые волшебным образом одновременно оказываются горячими у нас на тарелках, хотя готовится все на костре на одной-единственной сковородке. Мы едим молча, пьем кофе, который Хоуп варит всем по очереди. Сквозь ветви деревьев проникает утренний свет. В воздухе пахнет костром, землей и океаном, а я не могу подобрать слово, чтобы описать свое состояние. Разве что «жива».

Потом мы с Мими идем к ее машине, садимся в нее вдвоем, и я трогаю кристаллики, которые лежат у нее на приборной панели: один прозрачный, один розовый, один желтый.

– А это зачем? – спрашиваю я.

– Мама заставляет меня всегда хранить их в машине. Она считает, что они меня оберегают.

У меня нет слов. Я не представляю себе, каково это – иметь маму, которая верит в такие вещи.

– Хорошо еще, они хоть на вид симпатичные, правда? – говорит Мими, и я киваю.

Она медленно едет по проселочной дороге, которая ведет к выезду из кемпинга, останавливается, чтобы пропустить группу детей. Когда они проходят, она ждет еще пару секунд, и вскоре на дороге показывается мальчишка, спешащий за остальными. Мими улыбается.

– Так и думала, – говорит она. – Всегда найдется отстающий.

Через десять минут она останавливает машину на крутом повороте, в котором на первый взгляд нет ничего примечательного. Ни зоны отдыха, ни знака – ничего, что бы указывало, что тут стоит остановиться. Я жду, что она скажет, что мы пропустили поворот, но она выключает двигатель и смотрит на меня.

– Готова? – спрашивает она, и мы идем вперед по узкой тропинке. Она ведет меня вверх по холму, сквозь деревья и папоротники, заросли травы и диких цветов. Мы ныряем под ветки и лавируем между кустами ежевики, и вот перед нами возникает поляна, а за ней, прямо под нами, океан.