12 смертей Грециона Психовского

Лукьянов Денис Геннадьевич

Дождавшись перевода и внимательно все выслушав, Сунлинь Ван кивнул, улыбнулся, поклонился и сел на диван напротив профессора, а переводчик – рядом с Психовским, для удобства.

– И что будете пить? – уточнил уже Аполлонский, глотнув виски.

– Достопочтимый господин Сунлинь Ван говорит, что предпочел бы саке, потому что давний друг подсадил его на этот напиток, – практически синхронно перевел тощий в строгом пиджачке.

– Отлично, – хлопнул Психовский в ладоши по привычке, чем напугал переводчика – старик же лишь улыбнулся.

Дождавшись напитков, все четверо вернулись

к разговору, попутно представившись.

– Ну и о чем же вы хотите поговорить? – первым взял право голоса Грецион.

Старый китаец кивнул молодому – тот полез в карман пиджака, как-то странно двигаясь, словно суставы его не функционировали, и каждый раз рукам приходилось складываться и раскладываться, как кусочку оригами или, для более точно сравнения – раскладушке.

Совершив еще одно такое ломаное движение, переводчик вытянул руку, передав Психовскому визитку, украшенную двумя бронзовыми – только не Вавилонскими – драконами. С обратной стороны, на китайском и английском значились контакты, имя старика и род его деятельности. Грецион сначала даже внимания не обратил на написанное, но потом резко вернулся к визитке, словно вспомнив о включенном утюге. Профессор прочитал вслух:

– Достопочтимый господин Сунлинь Ван, алхимик, член Древнекитайского Общества Алхимиков и Мудрецов.

Профессор глянул на Аполлонского – тот выглядел не менее удивленным, но отнюдь не напуганным. В конце концов, алхимики, пусть даже китайские, пусть даже в двадцать первом веке, пусть даже подслушивающие ваш разговор – это же не маньяки.

– Я почему-то думал, что в Китае алхимией уже никто не занимается, – пожал плечами Федор Семеныч.

– Отнюдь нет, хоть этот вид деятельности не так сильно распространен в Китае, он все же высоко ценится, как и народная медицина. И Древнекитайское Общество Алхимиков и Мудрецов – самое крупное из существующих.

– И что же китайская алхимия хочет узнать? Не уж то, все еще в поисках Философского Камня?

– Господин Ван спрашивает, верит ли профессор в существование Камня?

– А почему бы и не верить, – хмыкнул Психовский, еще раз подтверждая свою позицию о возможности вообще всего. Потом профессор глянул в стакан – тот был уже просто пуст, даже не наполовину. Грецион подал знак бармену. – Но я все ставлю под сомнение, и этот вопрос тоже – так поучается вернее.

Сунлинь Ван улыбнулся и кивнул. Потом заговорил.

– Сначала господин Ван хотел бы рассказать вам, что общество Алхимиков и Мудрецов изучало Вавилонского Дракона и пришло к выводу, что у него есть нечто схожее с драконами-комодо – по предположению господина Вана и его коллег, Сирруш тоже имеет свойства расти всю жизнь, – на лету подхватывал переводчик.

– Сируш, – поправил Грецион. – Ради всего святого.

– Прошу прощения, – извинился человек-гладильная доска и продолжил. – Так вот, достопочтимый господин Сунлинь Ван говорит, что вы именно поэтому могли почувствовать присутствие Сируша.

– А господин Ван верит в то, что я мог видеть настоящего Вавилонского Дракона? – уточнил профессор.

Старый китайский алхимик кивнул.

– Но тогда совсем нелогично выходит, –

принялся рассуждать Психовский, переходя на тот тон и ту манеру, в которых он вел лекции – профессор вошел во вкус. – Если Вавилонский Дракон существовал, то я не беру в расчет, что он прожил столько лет – ладно уж, вдруг он размножался как любое нормальное существо. Но совсем нелогично, что он оказался на острове Комодо, а не в Междуречье. Или, наоборот – навряд ли шумеры притащили бы его с острова Комодо, выдумав подходящую легенду. К тому же, Геродот, вроде, говорил, что в Вавилоне действительно держали какого-то ящера…

Выслушав переводчика и кивнув несколько раз, Сунлинь Ван продолжил:

– Господин Ван говорит, что здесь он тоже в замешательстве, но хочет вернуться к предыдущей теме, – тощий китаец остановился, дослушал алхимика, и только потом продолжил перевод – видимо, побоялся конкретно сейчас ошибиться на ходу. – Господин Ван не просто так спросил вас о Философском Камне. Дело в том, что алхимики Общества пересмотрели взгляды своих древних коллег, и европейских – в том числе. Достопочтимый господин Сунлинь Ван с другими алхимиками пришел к выводу, что ключ в создании Философского Камня – это Вавилонский Дракон.

– Я боюсь спросить, – повеселел Грецион. – Но это что, как в китайской медицине? Используя орган, отвечающий за размножение?

Старый китаец, выслушав перевод, улыбнулся и тихонько похихикал, отрицательно помотав головой. У Психовского как камень с души упал – знал он, что алхимики любят чудить, так что решил проверить.

– Я, конечно, чувствую себя абсолютно лишним в этой беседе, – заговорил наконец-то Аполлонский. – Но разве сейчас не научились дробить ни то атомы, ни то молекулы, превращая их в золото? Я понимаю, это затратно, ну и с Камнем проще, но разве…

– Господин Сунлинь Ван просит прощения за то, что перебивает, но он хочет возразить. Достопочтимый господин Ван говорит, что Философский Камень открывает путь к куда большим возможностям…

– Тогда уж скорее Вавилонский Дракон открывает этот путь, – профессор кивнул головой официанту, принесшему коктейль – его украсили долькой апельсина. Грецион задумчиво посмотрел на нее: есть или нет? И, чего греха таить, все же снял и отправил в рот. Но прежде, сказал, хитро косясь на Федора Семеныча:

– Знаете, как представитель знака Зодиака Рыбы, притом той его части, которая не ленива и апатична…

Именно в этом оттиске реальности профессор как раз закинул апельсиновую дольку в рот, и как раз в этом оттиске, в этот момент, кто-то откашлялся – так громко, что, казалось, стены заходили ходуном, внутрь ворвался суровый ветер с далеких фьордов, снаружи нагрянул шторм, а ближайший остров поразило землетрясение.

Психовский поперхнулся – немудрено, – и апельсин попал не в то горло, профессор подавился, закашлялся, воздуха не хватало. Он поперхнулся безопаснейшей на свете закуской, постепенно задыхаясь – а потом мир резко рванул куда-то вниз, и последнее, что всплыло в памяти – глубина этих невероятных, космических глаз, таящих куда больше, чем просто животное.