12 смертей Грециона Психовского
Шрифт:
Набалдашники посохов у них точно запищали бы.
– Давайте еще раз, – буркнул страж порядка.
Грецион прошел через рамку вновь – снова заставил ее издать истошный визг.
– Ну что же, – опять буркнул все тот же страж порядка, на этот раз подойдя к профессору. – Руки вверх, как говорится.
– Я так похож на особо опасного преступника? – Грецион почесал бороду.
Охранник, видимо, заведомом обившийся на профессора, опустил взгляд на розовые штаны.
– Будем вас осматривать.
– Спасибо, что хоть не измерять, как одного мальчика. Ну,
Страж порядка посмотрел на Грециона взглядом серым, как концентрированный асфальт.
– Вы не могли бы отвечать не так оптимистично? – нахмурился он.
– Это еще почему?
– Потому что.
– Отвечаете, прямо как мои студенты, – хмыкнул Психовский. – Слушайте, я лечу на крыльях любви и энтузиазма на встречу совершенно непонятному туру-отпуску, но он хоть на несколько дней вырвет меня из рутины. И я совсем не хочу с вами ссориться, как там оно поется… спросите у любого на Тверском Бульваре, я самый дружелюбный человек на свете.
Грецион взглянул на часы.
– А Аполлонский вам это еще и по гороскопу подтвердит.
Асфальт во взгляде охранника наливался свинцом и желчью.
Будь Грецион не совсем собой, он бы спорил и упирался до кутузки, но авантюрное шило профессора зудело так сильно, что он просто вздохнул и повиновался.
Поэтому раздеться все же пришлось – проверив профессора, скажем так, вручную и с пристрастием, стражи порядка поняли, что все дело в ремне. Почему-то пряжки на нем всегда оказываются какими-то чересчур металлическими. Ничего не оставалось, как ремень снять, кинуть в лоток для вещей к остальному добру и пройтись вновь – рамка пискнула, но нормально, не истошно, предупреждая, что все, мол, в порядке.
Этот маленький побочный квест завершился, теперь пришла пора следующего— найти Аполлонского. Тут, благо, решение оказалось проще – просто взять и позвонить.
Но Федору Семенычу, как и любому человеку, носящему божественную или полубожественную фамилию, такие вещи свойственно было чувствовать – так что звонок, можно сказать, не понадобился.
Точнее, понадобился, но только для того, чтобы Грецион перепугался – за спиной раздался включенный на полную громкость Иоганн Себастьян Бах, стоящий у художника на звонке, и профессор чуть не подпрыгнул.
– Ага! – провозгласил Аполлонский, когда Психовский повернулся. – Ты не опоздал, прекрасно! Я всегда знал, что хотя бы раз в жизни на тебя можно положиться. Вы, Водолеи, сами кого можно на авантюру за уши вытащите, но уж слишком импульсивные и рассеянные…
– Твоя дурацкая привычка каждый раз вспоминать знак Зодиака собеседника когда-нибудь сыграет против тебя, о среброкистый Феб, – ухмыльнулся Психовский.
– Твоя привычка издеваться над моей фамилией тоже когда-нибудь сыграет против тебя, – парировал Федор Семеныч.
Аполлонский, откровенно говоря, совсем не соответствовал своей фамилии внешне – из головы можно сразу выкинуть изображения всех статуй соответствующего божества, которые, как и другие в Древней Греции, выглядели идеально во всех
Такое изображение, конечно, мог придумать какой-нибудь очень навороченный греческий скульптор, правда все остальные сразу же затравили бы его, не восприняв столь креативного взгляда на привычную часть жизни (уж сколько времени прошло – а все одно и то же).
Но таким и был Федор Семеныч Аполлонский, шляпа которого, кстати, слыла красной тряпкой для Психовского – как только он не пытался круглые сутки намекать художнику, чтобы тот ее выкинул ко всем чертям. Но упрямство Аполлонского не знало границ.
В этом они с Греционом – здесь и сейчас – были весьма непохожи.
– Я тебя, наверное, не удивлю, но наш рейс задерживают, – Федор Семеныч ткнул рукой в огромное табло.
– Но хорошая новость, как я понял, в том, – профессор прищурился, что откладывают… всего на полчаса?
– Именно! Так что предлагаю пропустить по чашечке кофе, ну или чего покрепче.
– И почему я не удивлен уточнением про что-нибудь покрепче? Видимо, подношения богам все же лучше делать именно хмельными напитками.
– Полно, прекращай, а то скормлю тебя дракону-комодо.
– Даже не подумаю.
Психовский рассмеялся, поправляя рюкзак и зашагал, оглядываясь по сторонам и насвистывая под нос назойливую мелодию – точно ребенок в магазине игрушек.
– Грецион! – окликнул художник.
– И что ты придумал на этот раз?
– Я-то? Да так, ничего – просто сказать, что ты идешь вообще не в ту сторону.
– А! – хлопнул профессор в ладоши. – Ну и ничего!
– Ничего, ничего, страшно представить, как ты один дома справляешься, – закатил глаза Федор Семеныч и посчитал нужным добавить: – Водолеи…
Кафешки в аэропортах – весьма особые места, где царит уникальная, непередаваемая атмосфера сдавленного пружиной ожидания, что вот сейчас, совсем скоро, ты взлетишь, и начнется невероятное путешествие, а пока надо залить свой топливный бак кофе, чаем или коньяком, это если очень боишься летать. Здесь и вкус напитков даже какой-то другой, более полный и раскрытый, что ли – словно насыщенный всеми возможными эмоциями, которые, попадая в организм с жидкостью, взрываются в голове фейерверком приятных ощущений.