12 ульев, или Легенда о Тампуке
Шрифт:
— Ждите! — и подошла к окну.
У подъезда стояла серебристая иномарка с незнакомыми номерами.
— Так я и думала! — она закрыла занавеску и вновь взяла трубку. — Слушаю. Вы по какому вопросу?
Бандиты у домофонной панели переглянулись. Гастрит поморщился, раздосадованный внезапной заминкой и любопытством старухи, но вежливо продолжил:
— Простите великодушно, не у вас ли находится студент нашей Академии — Мананга Оливейра Перес?
— Негр у меня. Что дальше?
Удивление на лицах «двойного Г» сменилось раздражением.
— Мы хотели бы, если Вы
— А если я против? — в трубке помолчали. — Ну ладно. Входите.
Щеколда электрического замка с лязгом открылась.
— Ну и хана... — Че Гевара произнес это машинально, считая, что разговор окончен. Гастрит с Гайморитом посмотрели на него, как на идиота, и шагнули в подъезд. И только тогда трубка в квартире легла на свое место.
— Так негр или Хана? — Виктория Борисовна села на пуфик. Расслабляясь, она закрыла глаза и опустила руки.
Вызванный снизу лифт загудел, тронулся с места и покатил за пассажирами. Ему было все равно, кого и куда везти, даже если решит покататься сама смерть. Прошло еще несколько секунд.
— Что-то обязательно произойдет! — утвердительно сказала Хана и быстро прошла в комнату, бросив на ходу проснувшемуся Мананге. — К тебе друзья приехали.
Движения ее стали точными и быстрыми. На губах заиграла легкая улыбка. Женщина зашла в спальню, открыла створки огромного шкафа и на мгновение замерла, раздумывая, в каком виде встретить непрошеных гостей. На перевоплощение ушло меньше минуты...
Дверной звонок возвестил о приходе визитеров. На пороге, изображая искреннюю радость, стояли Николай Михайлович и Александр Петрович. Дверь им открыла согбенная, почти горбатая старуха лет восьмидесяти в поношенном махровом халате с крупными проплешинами на локтях. Повязанный на голове платок источал ужасный запах, а на ногах, шлепая голенищами по икрам, болтались огромные валенки, которые она еле переставляла при ходьбе. Зрелище не вписывалось в общую картину богато оформленного холла. Как, скажем, куча собачьих экскрементов посреди детской площадки. На какое-то мгновение гости замешкались, глядя поверх старухиной головы в поисках хозяйки дома, что, разумеется, не осталось незамеченным. В уголках губ «чуда в валенках» снова мелькнула улыбка, отдаленно напоминающая оскал приоткрытой акульей пасти.
— Виктория Борисовна? — выдавил Александр Петрович, с удивлением глядя на бабушку. Но ответа не получил. Похоже, та была еще и глуховата.
— Проходите, сынки, раз пришли, — не слишком дружелюбно произнесла старушенция, — он в зале. Я пока чайку соберу, сготовлю чего...
Представив, что это существо приготовит что-нибудь, что придется есть, бандиты поморщились. Старуха поплелась в сторону кухни. Когда она скрылась за поворотом, Александр Петрович вернулся к дверям и одним бесшумным движением открыл замок — на случай экстренной эвакуации. Потом осмотрел через глазок лестничную площадку, где уже мирно прогуливался Че Гевара. Гастрит с Гайморитом прошли в квартиру, с удивлением отмечая про себя красоту и богатство интерьера.
Задача
— Дратуйта! — произнес он медленно, проговаривая каждую букву, а в улыбке можно было оптом разглядеть фиолетовые губы, красный язык и белые зубы.
— Ну, если хочешь, здравствуйте! — Александр Петрович подошел ближе. — Что, Нельсон Мандела, поможешь материально борцам за справедливость?
С этими словами он по-хозяйски рванул на себя одеяло. Хорошо сложенное черное тело украшали только огромный гипс и блестящие синие трусы военного образца...
Тем временем на кухне Виктория Борисовна открыла створку посудной полки. За ней оказался экран небольшого монитора, работающего от камеры в зале. Встроенный магнитофон воспроизводил звук и одновременно записывал все, что происходило в комнате.
— "Работать" человека без спроса, прямо у меня на квартире?! Они что, не знают, куда попали? Сказали ведь: «Хана»? — она удивленно покачала головой.
А в комнате Манангу уже поставили на ноги. Хорошо проведенный апперкот на несколько секунд сбивал дыхание, а когда гость нашей страны переставал ловить ртом воздух и обретал способность говорить, следовал короткий вопрос:
— Где камень?
Вот уже в третий раз нигериец с ужасом ощупывал свою грудь. Камня на месте не было! Со слезами на глазах он произносил:
— Там пук! — и вновь получал удар в живот.
Научить таким образом иностранному языку довольно сложно. Африканец не понимал, о чем идет речь и за что его бьют эти хорошо одетые люди.
А правильно сложить фразу, содержащую в себе осмысленный вопрос, он не успевал. Болезненные удары не давали сосредоточиться. Мананга вращал глазами в поисках спасения. Но «спасение» сидело в кухне и смотрело телевизор.
— Где камень, где камень... — раздраженно передразнила Николая Михайловича Хана. — Какой камень-то? Он что, тоже русского языка не знает? Потерпи, мальчик, еще немного. Хоть узнаем, к кому пришли и в чем дело. А то вдруг потом и спросить будет не у кого...
Работа с иностранцами — дело хлопотное. Чтобы не затягивать процедуру, Гастрит достал в качестве аргумента нож и помахал им перед лицом клиента...
— Отойдите от него на три шага и положите руки за голову, — голос за спиной прозвучал спокойно и твердо.
Бандиты медленно повернулись. Перед ними стояла все та же старуха и широко улыбалась, держа в руках массивный поднос с бутербродами. Все происходящее резко отдавало бесовщиной. Негр в гипсе на фоне ослепительно белых простыней. Почти музейная роскошь вокруг. И слова, произносимые явно не тем человеком, который стоял напротив в огромных валенках... Атмосфера в комнате приобретала мистическую окрашенность и завораживала. Но многолетний опыт «черной» работы не подвел и на этот раз. Первым из транса вышел Гастрит.