13/13

Силенгинский Андрей

Но я открыт для общения и щедр на ответы.

– Мне бы с Дмитрием Николаевичем поговорить.

– Э-э… С каким?

Эх, Руслан Камилевич! В электронике вы, возможно, и гений, по крайней мере, бауманку с красным дипломом закончили, а вот в сложных жизненных коллизиях неповоротливы до безобразия.

– С Бородинским. Будете отрицать знакомство? – с надеждой даже спрашиваю.

Потому что я понятия не имею, где, как и когда пересеклись Бородинский с Гасановым. Выяснять это долго и нудно, но относительно несложно. Чисто техническая проблема.

И если я прав (а все пока говорит именно за это), то отрицанием легко устанавливаемого факта Гасанов себе только повредит.

Он это тоже понимает, поэтому тянет с ответом не слишком долго.

– Не буду, но…

– Давайте пройдем внутрь, Руслан Камилевич, – мягко говорю я.

И мы проходим. В пустой торговый зал – слишком громкое название для комнатушки четыре на четыре, половину площади которой занимают дешевые безвкусные прилавки.

– Зовите Бородинского, я хочу поговорить именно с ним.

Гасанов всплескивает руками, впервые в его движениях проглядывает что-то восточное.

– Но его здесь нет! Вы ведь можете считать показания чип-детектора!

– Вашего чип-детектора? Вы меня умиляете, Руслан Камилевич! Человек, который способен удаленно устроить «самопроизвольную» аварию на подстанции и блокировать сигнал вызова охраны, с собственным чип-детектором сможет сделать что угодно. Давайте мы просто осмотрим ваши подсобные помещения, а? Пройдемся ножками, посмотрим глазками, по старинке. Даже в том маловероятном случае, что Дмитрия Николаевича действительно здесь нет, содержание вашего склада наверняка будет прелюбопытным… Где же еще прятать драгоценности, как не среди бижутерии.

На лбу Гасанова проступают капельки пота.

– У вас ведь нет ордера…

– Детский лепет! – морщусь я. – Если будет необходимо, я раздобуду его за десять минут. Меня этот вариант не устраивает, только поверьте на слово, вас он не устроит гораздо сильнее.

Говоря это, я не отрываю взгляда от двери за прилавками. И, словно повинуясь этому взгляду, дверь открывается. Широко и уверенно. К дверному косяку приваливается Дмитрий Николаевич собственной персоной. Стоит и улыбается. Так, словно искренне рад меня видеть.

– Валентин Савельевич?

Ага, значит, Гасанов ему копию моего удостоверения сразу кинул.

– Именно так. Приятно познакомиться… коллега.

– Взаимно! – мы крепко жмем друг другу руки.

– Как делиться будем? – беру я сразу быка за рога, потому что тянуть некогда. – Поровну или по справедливости?

Бородинский коротко кивает и улыбается понимающе.

– Полагаю, коллега, вам будет причитаться около шести или даже семи миллионов.

Я моментально скучнею, хотя чего-то такого примерно и ожидал. А что вы хотите, мы ж сейчас мыслим одинаково.

– Несерьезно, Дмитрий Николаевич, крайне несерьезно. А ведь времени у нас совсем немного. Капитан Тимощук – мужик цепкий и хваткий. День, другой – и мысль о том, что цацки можно временно «затерять» среди бижутерии, придет ему в голову. Сначала только мысль, может

даже не вполне серьезная. Наглость все-таки это – прятать награбленное совсем рядом с местом преступления, да еще и практически на виду. Но когда он узнает, что некто гражданин Гасанов купил этот магазинчик всего три месяца назад… Когда посмотрит досье гражданина Гасанова… Складывать два и два в полиции умеют. Впрочем, кому я рассказываю, сам все понимаешь, – я перехожу на «ты».

Бородинский снова улыбается и качает головой.

– Разумеется, понимаю. Но и ты меня пойми…

– Как тебя понять, когда ты мне из пятидесяти миллионов шесть предлагаешь? – изумляюсь я.

– Не будь ребенком, Валентин! Пятьдесят… кстати, сорок восемь с копейками… – это розничная цена. Скинуть мы сможем за двадцать, в лучшем случае двадцать пять. Отними накладные расходы – а их есть, куда деваться, – и дели оставшуюся сумму на три.

– На три?

– Конечно! – твердо говорит Дмитрий, и я понимаю, что он не уступит. – Или ты думаешь, что Русланчик помогает из любви к искусству?

Приятно решать вопросы с человеком, с которым мыслишь одинаково. И я не стал упираться дальше, и он не начал «торги» с одного-двух миллионов. Один сразу предлагает разумную ставку, второй практически сразу понимает ее разумность. Мы ударили по рукам.

– Слушай, – спросил я больше из пустого интереса. – А как ты мог предвидеть, что я решусь… пойти против течения?

Дмитрий развел руками.

– Предвидеть со стопроцентной гарантией я не мог, конечно. Риск был, но куда в таком деле без риска. Только я как рассуждал: когда на тебя ляжет моя маска, ход твоих мыслей мне нетрудно будет предугадать. Себя-то я знаю! – он подмигнул. – А в том, что она ляжет хорошо, у меня сомнений не было.

Улыбка сползла с его лица, глаза стали жесткими.

– Почему? – задал я естественный вопрос.

– Потому что мы болваны, Валя. Бланки. Мы практически одинаковые. А если бы уходили на пенсию лет на десять позже, стали бы одинаковыми полностью – как с конвейерной линии.

Я рассмеялся. Как можно громче и веселей. Потому что ясно видел – Дмитрий не шутит.

– Ну ты хватил!

Я подумал о себе, вспомнил Семена, Костю, Максимыча… Нет, конечно, что-то общее было, но это ведь естественно. Мы делаем одну работу, много времени проводим вместе… Наверное, и набирают в наш отдел людей по каким-то общим признакам…

– Возьми свою и мою энцефалограммы, отнеси их к специалисту. Он сделает предположение, что мы близнецы. Принеси ему данные еще десятка «болванов» нашего примерно возраста – он удивится что близнецов может быть так много. Или тому, что разрешили клонировать людей, – в голосе Дмитрия была неподдельная боль. – Нам все-таки проводят лоботомию, только в усеченном варианте и растянутую на долгие годы. Под грузом сотен масок наши личности стираются, бледнеют и усредняются. Я потратил немало времени на исследование этого вопроса. Поэтому и решил, что имею право на некоторую компенсацию. Ты мне веришь?