13 диалогов о психологии
Шрифт:
Ассоцианизм и экспериментальная психология. Практические приложения некоторых идей ассоцианизма
А.: Это связано с изменением статуса психологии как науки. Именно в это время психология окончательно отделяется от философии, то есть перестает строиться на основе умозрительных схем, а становится экспериментальной наукой. Предпосылки такого изменения статуса психологии я не буду сейчас рассматривать, ты познакомишься с ними позже (См. [9; 12]). Скажу только, что рождением своим экспериментальная психология во многом обязана мощному развитию в XIX веке физиологических экспериментальных исследований. При этом даже предполагалось, что психология должна заимствовать у физиологии образец экспериментального исследования. Не случайно
А.: Верно. Концепция Вундта действительно очень эклектична, это неоднократно отмечали его современники и биографы. Но эта эклектичность отражала невозможность
последовательно механистически подходить к сознанию, что было характерно для классической ассоциативной психологии. Поэтому в случае Вундта эклектизм, возможно, сыграл и определенную положительную роль. С: Как так?
А.: Дело в том, что Вундту удалось создать большую интернациональную психологическую школу, в которой учились будущие великие психологи из Германии, Англии, Америки: Крепелин, Кюльпе, Мейман, Титченер, Холл…
С: Подожди-подожди, столько новых имен, которые мне пока ничего не говорят! А.: В свое время ты о них узнаешь. Скажу еще только, что у Вундта учились наши российские ученые, в частности, Владимир Михайлович Бехтерев и Николай Николаевич Ланге.
И может быть, именно эклектизм концепции Вундта привлек к нему столь разных по своим убеждениям исследователей, и, тем самым, психология стала развиваться сначала в этой лаборатории, затем во множестве других как эмпирическая специальная наука, которая “может успешно развиваться лишь при совместном труде многочисленных обученных работников”, как писал один из биографов Вундта [13, с. 30].
С: Так какие же эксперименты были проведены в рамках ассоциативной традиции?
А.: Познакомимся лишь с некоторыми из них. Безусловно, классическим является
исследование психологии памяти Германа Эббингауза, немецкого психолога,
опубликовавшего свою работу в 1885 году. Этот капитальный труд был посвящен, прежде
всего, экспериментальному изучению запоминания и забывания на материале
бессмысленных слогов.
С: Почему бессмысленных?
А.: Не догадываешься? Это однозначно следовало из методологии ассоцианизма. Ведь смысл, значение — это нечто “привходящее”, то есть более сложное, “прибавляющееся” к более элементарным процессам ассоциирования атомов сознания — ощущений. Эббингауз же хотел исследовать как раз эти последние процессы. Поэтому он считал, что именно на материале бессмысленных слогов возможно установление законов памяти “в чистом виде”. Составив из отдельных букв трехбуквенные слоги, Эббингауз затем составлял из них ряды определенной длины (например, 10, 12 и более слогов), под звук метронома прочитывал их…
182 Диалог 4. “Ментальная механика” или “ментальная химия”? С: Почему под метроном?
А.: Чтобы было строго научно: во-первых, совершенно одинаковое время должно было уйти на прочитывание одного слога, а во-вторых, скорость следования ударов метронома можно было сделать разной и изучить таким образом влияние скорости прочитывания материала на запоминание…
С: Неужели эти элементарные процедуры могли что-то дать психологии?
А.: Представь себе, в этих исследованиях был найден ряд эффектов, которые имеют
психологический
слогов, составленных в ряд, лучше всего запоминаются слоги, стоящие по краям, то есть
первые и последние. Эб-бингауз объяснял их лучшее запоминание тем, что “тормозящее
влияние” соседних слогов здесь меньше, поскольку эти слоги тормозятся только с одной
стороны. Во-вторых, Эббингауз построил так называемые “кривые заучивания” и “кривые
забывания”, которые отчетливо показывают, что эти процессы носят нелинейный характер.
Забывание вначале идет резко, затем “падение” кривой замедляется. Замедлить падение
кривой (сгладить ее) могут некоторые факторы, например сон.
С: Ага, я знаю житейский совет: учить стихи на ночь — лучше запоминаются.
А.: Эббингауз и его последователи объясняли это тем, что в этом случае между забыванием и
воспроизведением нет никакой дополнительной “тормозящей” деятельности и поэтому во
время сна следы лучше сохраняются.
Еще одна закономерность, обнаруженная последователем Эббингауза учеником немецкого же исследователя Георга Элиаса Мюллера психологом Иостом (она так и была названа — “закон Поста”). Эта закономерность действует не только при условии бессмысленного материала. Но прежде чем говорить о ней, вот тебе задача. Для подготовки к экзамену дано 6 дней. Допустим, у тебя есть возможность повторить материал к экзамену 12 раз. Как лучше распределить по дням эти 12 повторений?
С: Я люблю учить в два-три последних дня перед экзаменом: так лучше запоминается. А.: Что, и в последнюю ночь тоже?
С: Ну ты же знаешь, что студенту всегда одного дня не хватает до экзамена.
А.: А вот с психологической точки зрения это совершенно неэффективно. Иост доказал, что лучше всего материал закрепляется, если повторять его по два раза каждый день все 6 дней. Хуже, если материал повторяется в 4 последних дня по 3 раза, еще хуже — в три последних дня по 4 раза, и совсем неэффективно повторять материал в последние два дня даже по 6 раз в день.
Кстати, Эббингауз проводил эксперименты с заучиванием и осмысленного материала: в этих экспериментах было обнаружено “связывающее действие смысла”, как говорил сам Эббингауз. Он подчеркивал, что принадлежность к некоему целому, объединенному одним смыслом, чрезвычайно облегчает образование ассоциаций между его отдельными элементами (См. [14, с. 201-202]).
С: Теперь я понимаю, почему идеи ассоциативной психологии так долго держались в педагогике!
А.: Они и сейчас там работают. Разве не пользовался ты ассоциациями при запоминании, например, иностранных слов? Я помню, как моя учительница немецкого языка в школе рекомендовала нам, детям, так запоминать трудные для нас тогда слова “malen” — рисовать, “spielen” — играть и “schreiben”— писать. “Malen”, говорила она, очень похоже на русские “малевать”, “маляр”, “spielen” на “шпильки”, a “schreiben” можно ассоциировать с именем героя тогдашних немецких учебников репортера Шрайбикуса, названного так, кстати, потому, что, как и положено репортеру, он много писал. Это сейчас я произношу слова автоматически, немного лучше владея немецким, а тогда такие приемы ассоциирования помогли мне лучше запомнить эти слова. Но идеи ассоциативной концепции нашли свое применение не только в педагогической практике… С: А где еще?
А.: На рубеже XIX и XX веков подтвердилось, как был прав Юм, когда говорил, что течение мыслей управляется во многом ассоциациями и что даже в случайном якобы потоке бессвязных мыслей всегда можно обнаружить некую закономерность. Эта идея сохранилась в другой психологической школе, а именно — в школе Фрейда, который пытался исследовать совершенно незнакомую для ассоцианизма область бессознательных душевных процессов. Для этого он использовал метод “свободных ассоциаций”, о котором мы будем говорить позже.