13 диалогов о психологии
Шрифт:
А.: Ты зришь в самый корень. Действительно, эти исследования прямо вытекают из программы построения психологии как самостоятельной науки, которая была — в качестве альтернативы Вундтовской — предложена австрийским философом, в прошлом священником, Францем Брентано. Его труд “Психология с эмпирической точки зрения”, в котором изложена эта программа, вышел в 1874 году. С: Брентано вводит какое-то свое понятие сознания?
А.: Его понимание сознания восходит к Аристотелю, который в свое время дал, как мы с тобой говорили, “функциональное определение” души: душа есть совокупность наиболее существенных функций живого тела. Для Брентано душа была субстанциональным носителем психических процессов, или актов, но он призывал изучать не ее, а эти акты, причем так же интроспективно. Но посмотри, в чем различие понимания сознания и методов его изучения у Вундта
Вундт говорил о сознании как “совокупности сознаваемых нами состояний”, то есть явлений, содержаний, которые как на сцене сменяют друг друга; Брентано же считал, что то, что Вундт называет состояниями сознания, вовсе не являются таковыми. Содержания ощущений, восприятий и тому подобное принадлежат внешнему миру, тогда как то, благодаря чему эти содержания появляются в сознании, а именно — акты представления, суждения, чувствования — это, несомненно, акты психические. С: Признаюсь тебе, я мало что понял.
А.: Поясню эти общие рассуждения конкретным примером. Допустим, ты как исследователь-психолог даешь интроспективный отчет: “Я вижу зеленое”. Что здесь собственно психическое? По Вундту, психолог должен изучать ощущение “зеленого”, по Брентано, — сам акт видения, восприятия (“вижу”). При этом различались взгляды Вундта и Брентано на методы исследования сознания: Вундт в своей лаборатории культивировал метод типа “аналитической интроспекции”, Брентано считал необходимым изучать сознание как единство всех духовных актов методом так называемого “внутреннего восприятия”, то есть непредвзятого и “непосредственного” восприятия всего того, что совершается в сознании. Вундт стоял за эксперимент, Брентано отрицал возможность такового в психологии. Эти идеи Брентано получили свое развитие в разных психологических школах. Вюрцбургская школа взяла у него идею активности сознания, понимания психических функций как актов, направленных на внешний мир, но пыталась в отличие от Брентано изучать эти функции экспериментально. В целом Вюрцбургская школа входила в состав заметного течения в психологии, которое и шло от Брентано, течения, альтернативного структурализму, — функционализма. Среди функционалистов были не только австрийцы и немцы, но и американские психологи. Вильям Джемс, о котором мы сегодня говорили, считается даже родоначальником американского функционализма (См. [19, с. 322]). Но это уже тонкости, я же просто хотел, чтобы ты уже сейчас, встречая в литературе слова “структурализм” и “функционализм”, представлял себе, что это такое.
Итак, пользуясь своим вариантом интроспекции, Вюрцбургская школа смогла получить интересные результаты относительно особенностей мышления, например, таких, как его целенаправленность, целесообразность и безобразность. С: А другие варианты? Ты говорил о нескольких.
Метод “феноменологического самонаблюдения” в гештальтпсихологии А.: Верно. Был еще и третий вариант метода интроспекции, который был назван методом феноменологического самонаблюдения. Этот метод использовался в психологической школе, которая называлась гештальтпсихологией. О ней
230 Диалог 5. Познай самого себя
у нас речь впереди. Гештальтпсихологи с особой силой протестовали против “лабораторного человека” Титченера. Послушаем одного из основателей гештальтпсихологии, немецкого исследователя Курта Коффку.
К. Коффка: Главным слабым местом экспериментальной психологии была ее оторванность от жизни. Чем более работали психологи-эксперименталисты, тем менее пригодными оказывались результаты их работы для разрешения ряда задач… Историка и филолога, педагога и психопатолога беспрестанно одолевали психологические проблемы, которыми пренебрегала или, как казалось, с которыми не в состоянии была справиться экспериментальная психология… Может показаться, как будто бы самонаблюдение и было причиной неудачи [20, с. 123-124].
А.: Обрати внимание, Коффка не считает, что причиной неудачи титченеровских исследований было самонаблюдение как таковое. Он критикует лишь способ такого самонаблюдения. Коффка предлагает новый вариант самонаблюдения, истоки которого следует искать опять-таки у Брентано, в его идее “внутреннего восприятия”. К. Коффка: Вместо описания данного целого при помощи перечисления элементов, на которые оно может быть разделено анализом, мы придерживаемся взгляда, что целое должно рассматриваться именно как целое в его специфическом характере, и что его части — ибо целое почти всегда содержит части, — не являются отдельными частями конгломерата, а истинными органическими членами, то есть
С: Отчетливо вижу белый треугольник на фоне другого треугольника и трех черных кружочков… Постой, но ведь никаких линий, образующих белый треугольник, тут нет, а впечатление треугольника все-таки возникает…
А.: Гештальтпсихологи и попытались вскрыть закономерности такого целостного восприятия, руководствуясь пози
Значение самонаблюдения в психологии 245
цией “наивного наблюдателя”: описывать то, что есть на самом деле. Пользуясь этим методом, они получили много интересных результатов, которые вошли в золотой фонд психологической науки.
Рис. 3. Классический пример зрительной иллюзии
С: Выходит, что самонаблюдение — не такой уж ненаучный метод?
Значение самонаблюдения в психологии
А.: Я тебе более того скажу: без самонаблюдения иногда вообще невозможно получить
некоторые психологические данные. Читал ли ты, как я тебе советовал, “Исповедь”
Августина?
С: Честно говоря, нет.
А.: Жаль. Тогда бы ты понял, что только благодаря само1 наблюдению возможны такие описания диалектики души, как у Августина. Вот как описывает Августин, как боролись в нем желание служить Богу и греховные земные вожделения и как эта борьба отдаляла окончательное решение им данной проблемы.
А. Августин: Я говорил сам себе в глубины души моей: “Вот конец, вот-вот предел моим страданиям; и я должен, наконец, совершенно обратиться к Тебе, Боже мой!” И с этими словами я был уже на пути к Тебе. Я видел себя почти у пристани своей цели, и хотя не достигал еще ее, но и не возвращался уже вспять, а с новыми силами стремился вперед; еще немного — ия там. Но увы! Я еще остановился на…
232
Диалог 5. Познай самого себя
пороге истинной жизни, не решаясь умертвить в себе все то, что составляет истинную смерть… Меня останавливали крайнее сумасбродство и крайняя суетность — эти старинные подруги мои; они не переставали действовать более всего на бренную и немощную плоть мою и нашептывать мне подобные следующие любезности: “И ты нас покидаешь! И с этой минуты мы должны расстаться с тобой навеки! И с этой поры тебе нельзя уже будет наслаждаться такими-то и такими-то благами, и навсегда!” И что же они рисовали моему воображению под этими словами “такими-то и такими-то благами”, какие предметы и в каких образах пробуждали они в моей душе, Боже мой? О, да изгладит воспоминания о них милосердие Твое из души раба Твоего и да избавит меня от них! Как они мерзки, как отвратительны! Я не внимал уже им и наполовину того, как я слушался их прежде; они потеряли уже надо мною силу свою. Не смея явно выступать против меня, они только перешептывались позади меня и как бы из-за угла негодовали на меня, и, видя меня, отвергающего их, они как бы украдкой издевались надо мною, чтобы заставить меня хоть оглянуться на них [21, с. 227-228].
А.: Послушай же еще: “Какое тяжелое настроение, что-то давит на душу. Порой безумно хочется в кого-нибудь, как это говорится, влюбиться, так хочется ласки. Такие глупые мечты. Залитая луной комната, я сижу у него на коленях, прижавшись к его груди головой, его рука ласково скользит по моим волосам, так хорошо чувствовать его нежного, чуткого около себя, но все это мечты и гонит их суровая жизнь прочь, — ты одна, одна…” С: Что это?
А.: Слушай дальше. “Я живу в мире поэтических грез и чудных мгновений. Почему я так безумно люблю театр? Потому, что театр помогает мне найти красивое в жизни… Какое прекрасное время этот переход из девочки в женщину. Но этот переход очень опасен, в этот период нужна особенная любовь со стороны родных, нужно иметь разумный труд и здоровый отдых. В этот период душу охватывает смутное желание, какое-то брожение. Тут нет ничего определенного, просто нарастание силы. Но нужно помнить, что силы еще не сформировались. В этот период девушке совсем не хочется половой жизни; повторяю — она еще не сформировалась, а смутные желания можно утолить лаской матери, хорошими подругами, разумными развлечениями…”