13 отставок Лужкова
Шрифт:
Во-первых, неясно, что значит «согласование» – то ли имеющееся у обеих сторон (Ельцина и Лужкова) права liberum veto по кадровым вопросам, то ли указание на желательность извещения партнера о своем решении (Ельцин и Лужков извещали друг друга через СМИ). Во-вторых, упомянутая мэром норма ст. 85 «президент… может передать разрешение спора на рассмотрение соответствующего суда» в переводе на русский язык означает, что может и не передать, т. е. ничего не означает. Любой суд, указав на полный пробел в законе, оставит дело как есть, хотя, конечно, длительность судебных процедур дает еще больший выигрыш во времени.
Несомненно
Мэрия выступила с пресс-релизом, в котором сообщала, что в мэрию поступают «многочисленные заявления трудовых коллективов промышленных предприятий столицы и телефонные звонки москвичей против намерения мэра Москвы Юрия Лужкова подать в отставку». В том, что творческие союзы, хлопкоробы, доярки и оленеводы уже пятьдесят с лишним лет правильно (и полностью в унисон) оценивают ситуацию и знают, против чего протестовать, никто и не сомневался.
Однако именно в силу полной предсказуемости доярок и оленеводов гораздо большей ценностью обладают стихийные массовые протесты простых людей. Но здесь проблема в том, что простые люди практически никак не сталкиваются с федеральной властью и их общение с государством на 99% состоит из контактов с властью муниципальной (очистка тротуаров, состояние дорог, общественный транспорт, ГАИ, милиция, ЖЭК). Минимальное знакомство с явлениями, перечисленными в списке, заставляло сильно усомниться в мощи стихийного народного заступничества. Хотя, с другой стороны, основания бояться, что может быть куда хуже, имелись.
Возможно, главным козырем мэра в этом шантаже был чисто политический: как замещать вакансию столичного градоначальника. Назначить генерал-губернатора президентским указом – значило вызвать бурю обвинений в страшном тоталитаризме со всех сторон – от жириновцев до гайдаровцев. Назначить выборы в Москве – значило на полгода с лишним начать по сути дела общероссийскую (выборы мэра все истолкуют как primaries) избирательную кампанию. К такой сдвижке сроков центральная власть была очевидным образом не готова, да и, строго говоря, вообще никто готов не был. Серьезные кандидатуры на роль мэра в принципе просматривались, но только в принципе, по настоящему же о выборах мэра никто не думал, и тем самым ключевая в условиях сверхцентрализованного государства должность могла оказаться игралищем опасной судьбы.
Вероятно, начиная отставку в поповском стиле, Юрий Лужков уповал прежде всего на этот солидный аргумент, но, похоже, несколько пережал. В принципе Кремль мог бы оставить Юрия Лужкова на месте и от нежелания досрочных выборов, и от желания сохранить мэра в качестве противовеса усиливающемуся Черномырдину.
Если бы Лужков был всего лишь главой влиятельной политико-финансовой группировки, скорее всего так бы оно и случилось. Но дело в том, что столичный мэр – это должность еще и телохранительная, предполагающая для правителя абсолютное
А мэр продолжал размышлять о своей отставке: «Вопрос принимает затяжной характер, мне, очевидно, придется самому принимать решение». Попутно он исполнял свои обещания – направил Борису Ельцину, Виктору Ерину и Алексею Ильюшенко письма с просьбой рассмотреть возможность восстановлений в должности прокурора Москвы Геннадия Пономарева и руководителя ГУВД Владимира Панкратова.
Заседание правительства Москвы 14 марта он превратил в обличительное выступление в адрес федерального правительства, которое, по словам мэра, виновно в экономической блокаде города.
Перечень претензий к вышестоящему руководству, изложенных на заседании Лужковым, оказался на удивление обширным. Помимо этого, мэр устроил на заседании акт самобичевания, повинившись перед своими коллегами в причастности к плохому исполнению бюджета. Выступление мэр подытожил заявлением: «Нет вопросов – столицу надо переносить».
Куда и как именно, он, правда, не уточнил, а проект постановления «Об итогах исполнения бюджета города Москвы за 1994 г.», обсуждению которого, собственно, и было посвящено заседание правительства Москвы, отправил на полную переработку с резолюцией: «Категорически не принимать».
Москва, по словам мэра Лужкова, стараниями федерального руководства обременялась новыми расходами: вместо прежних 12% от общего объема средств на содержание органов внутренних дел из городского бюджета впредь должно выделяться 70%. Отдельные претензии на заседании вызвало то обстоятельство, что, в отличие от прошлых лет, в 1995 г. правительство России не приняло постановления об обеспечении Москвы продовольствием, предоставив мэрии самой решать проблему, требующую привлечения 1,5 трлн руб. При этом в экономической блокаде Москвы городское руководство обвиняло конкретных людей.
Так, по заявлению Лужкова, целью «задушить» город задались руководитель Минэкономики Евгений Ясин и вице-премьер Анатолий Чубайс.
Вскоре в связи с конфликтом Кремля и мэрии Москвы СМИ заговорили о более широкой проблеме – о взаимоотношениях федеральной власти с некоей «московской группой» во главе с Юрием Лужковым, опорой которой была известная группа «Мост».
Попытки объяснить феномен Лужкова обычно сводились к приписыванию ему чрезвычайных лоббистских способностей, особо тесных отношений с президентом и т. д.
Несколько иначе на эту проблему позволяет взглянуть фраза, оброненная первым замминистра экономики Яковом Уринсоном: «Я не отношу себя к поклонникам экономической политики Лужкова, но надо отдать мэру должное – полученными из бюджета деньгами он не финансирует всякие химеры, а действительно делает что-то полезное городу».
Действительно, весьма относительный порядок в центре Москвы и обилие подъемных кранов в городе служили неопровержимым свидетельством эффективности использования бюджетных денег. Кроме того, такая тактика оказывается совершенно беспроигрышной для дальнейшего выбивания денег: необходимо предотвратить замораживание уже начатых строек.