13-й отдел НКВД. Книга 3
Шрифт:
Я наблюдал, как эстонка вошла внутрь. Интересно, но табличка, сообщающая о том, что вход разрешен лишь немцам, вовсе не стала преградой. Значит, Марта имеет право там быть. Это делает ситуацию ещё более хреновой.
Но главное, находясь в ресторане, она вполне может стать свидетелем нашего «знакомства» с Лизой. И тогда, мы не успеем провести в этом городе даже дня.
Как назло, именно в самый неподходящий момент, на другом конце улицы появилась девчонка.
Я быстрым шагом направился к ней. Узнают ли немцы в случае провала, что мы познакомились не в Ровно, большой вопрос. Но если сейчас поднимется пусть небольшой, но шум, и Марта,
Лизонька от меня столь неожиданных, заранее не оговоренных действий точно не ожидала. Но, надо отдать должное, сразу поняла, если всё идёт не по плану, то до этого есть весомая причина.
– Приветствую, а теперь берешь красавца – мужчину под локоток и красиво валим с площади. Тут Марта.
Девчонка беспрекословно выполнила все указания и мы ушли совсем в другую сторону.
– Что за ерунда? Бабка твоя исполняет? – Я говорил, улыбаясь, будто разговор шел о чем-то очень приятном.
– Не знаю. Ее не должно тут быть. После случая под Калининым, бабушка сказала, что эта особа вернулась в Германию. Видимо, фон Бок отправил ее с каким-то другим заданием. В любом случае, сейчас, на момент нашего прибытия, Коха в городе нет. На первом этапе, пока цель в зоне досягаемости отсутствует, принято решено сосредоточиться на той самой линии «Т», означавшей террор. В первую очередь, это должны быть высокопоставленные офицеры вермахта. Бабушка сказала, Кох чувствует, что на него охотятся. До сентября 1942, по сведениям разведки, он практически постоянно будет в Ровно. Но потом, он всячески начнет избегать посещения этого города, большую часть времени переезжая из Кёнинсберга в Брест, а оттуда в Луцк, и лишь потом мимоходом в Ровно. Соответственно, мы должны что-то сделать либо прямо сейчас, либо, значительно позже, потому как из-за отсутствия Коха ситуаций, которыми можно воспользоваться, будет все меньше и меньше. Но раз эта особа здесь, то мы сильно рискуем.
– Да что ты, – Я потянул ее в сторону, уводя с одной из главных улиц. – Пока ты не сказала, даже не догадывался.
– У тебя плохое настроение? – Лиза настороженно покосилась.
– Черт… Как ты думаешь? Конечно, не радужное. Осталось ещё Мацкевичу появиться…
Договорить я не успел, потому что навстречу нам шел Генрих Эдуардович собственной персоной.
Траектория движения моя с Лизонькой и Мацкевича была такова, что мы, как те два поезда, герои школьной задачи по математике. Только у нас первый вышел из точки А в точку В, а второй, наоборот, из точки В в точку А, и столкновение неизбежно.
Генрих Эдуардович поднял взгляд. Надо было видеть это лицо. Такое чувство, будто он не просто увидел привидение. Нет. Будто он увидел себя самого в роли этого привидения, потому что глаза у него стали очень круглые и норовили вылезти на лоб. Основная эмоция, красным сигнальным фонарем загоревшаяся в них, в этих глазах, – страх. Самый настоящий животный страх. Мацкевич боялся либо меня, либо Лизу до одури.
Можно было бы, конечно, рассмеяться от того, насколько глупая стала у него рожа. Вот только смешно мне не было ни капли. Вообще. По одной простой причине. Наталья Никаноровна. Никогда не поверю, будто она не догадывалась о присутствии этих двух личностей в Ровно. Никогда и ни за что. Хитрожопая бабуля знает все, причем, не только в реальном времени, но и на хрен его поймёшь, сколько веков назад. Вперёд временной промежуток меньше, однако будущее ей тоже известно. И прямо-таки
Тем не менее, надо было что-то делать. Лицо у Мацкевича белое, на лбу испарина. Его панику видно даже на расстоянии. Он того и гляди побежит в противоположную от нас сторону и не факт, что молча. А нам сейчас только криков не хватает для полного счастья. Не знаю, в чем дело, но страшно Генриху Эдуардовичу до одури.
Поэтому, я сделал единственное, что мог в этом случае. Между нами было порядка пяти – шести метров.
– Генрих, родной! Ты ли это? – Отцепился от Лизоньки и гигантскими скачками рванул в сторону Мацкевича. Тот от меня подобной прыти не ожидал. Учитывая, что находимся мы в оккупированном немцами городе, а я, на минуточку, сотрудник НКВД, о чем этому психу вполне известно, скорее всего, он думал, что наоборот, постараюсь скрыться из поля его зрения. Но нет. Это как раз было бы глупо.
Соответственно, сказался эффект неожиданности. Пока Мацкевич сообразил, что происходит, я уже оказался рядом, подхватил его под локоток, как совсем недавно Лизу, а потом сжал этот локоток так, что хрустнул сустав и очень тихо, но очень четко сказал Генриху в лицо.
– Если ты, гадина такая, сейчас дернешься или заорешь, я тебя убью. Ты должен понимать, что это не пустая угроза. Понимаешь ведь?
– Понимаю. – Ответил Генрих Эдуардович севшим голосом, а потом вдруг наклонился ко мне совсем близко и забормотал истеричным шепотом. – Я с тобой пойду, куда угодно. Только Христом богом молю, не отдавай меня этой… этому… ну, ты понял.
Мацкевич отодвинулся и перевел взгляд на Лизу, которая, в отличие от меня, бежать не стала, а просто медленно шла к нам. Он боится девчонку! Да ладно. Реально боится. Настолько, что у него даже мелко тряслись руки, я чувствовал это, а губы нервно дрожали.
– В смысле? Что не так с Елизаветой?
– С Елизаветой? – Мацкевич нервно рассмеялся, но, правда, все так же тихо. От этого смех звучал совсем уж как-то пугающе. – Какая Елизавета? Ее там не осталось. Ты чего? Зло. Чистое зло.
Я посмотрел на девчонку. Она была совсем уже рядом. Ничего особенного. Все, как обычно. Наверное, просто Генрих стал свидетелем того, как Наталья Никаноровна сунула в блондиночку что-то из своего арсенала. Очевидно, если судить по рассказу самой же Лизы, бабка-демон, чтоб доставить ее в Москву, подселила блондиночке сущность, аналогичную себе самой. Какую-то демонскую хрень. По крайней мере, черные глаза и ненормальная улыбка – верный тому показатель. Но только не пойму, что в этом Мацкевича так напугало. Уж он то вообще видел демонов в первозданном, так сказать, виде. С него же все и началось. Почему он стал вдруг столь ранимым.
– Здравствуй, Генрих Эдуардович. – Лиза, подошедшая к нам, вела себя вполне нормально. А вот психованный любитель сатанизма, не очень. Он отпрянул, едва не прижимаясь ко мне, а потом вообще посмотрел испуганно, чуть не плача.
– Я тебя очень прошу, давай без нее? Давай ее выгоним. А лучше идём куда-нибудь в церковь. Не хочу рядом с ней.
Все это Мацкевич шептал громко, будто еще больше проваливаясь в истерику. Учитывая, что мы по-прежнему стояли среди улицы, пусть уже на приличном расстоянии от центральной площади, привлекать внимание все-таки не стоило. Тем более, для стороннего наблюдателя, все это выглядело бы так. Шел человек нормально, затем увидел «родственников» и его начало плющить.