14-я колония
Шрифт:
«Ты будешь первым, что я сделаю».
Она выключила телефон, ненавидя себя даже за то, что даже показала, что она сотрудничает. Она все еще планировала бросить курить сегодня же. Мысль о работе на этих людей перевернула ее живот. Черт, Литчфилд был достаточно плохим. Она могла бы где-нибудь найти себе занятие. Может быть, она последует за Коттоном и переедет за границу. Это всегда привлекало ее.
Ее телефон снова зазвонил.
Люк.
Наконец-то.
Она ответила, и ее приветствовал женский голос.
«Меня зовут Сью Бегин. Мой отец — Лоуренс Бегин. Люк Дэниелс пришел поговорить с ним».
Ничто в этом не казалось хорошим. «Как у тебя
«Он был ранен. Мне наконец удалось получить его телефон у медсестры. Он звонил вам в последний раз, поэтому я просто набрал номер повторно. Вы знаете Люка?
Ее охватил страх.
«Я его босс. Скажи мне, где ты.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
Зорин почувствовал себя лучше. Им удалось украсть машину Мэлоуна и без происшествий пробраться в Вашингтон. Рассвет наступил при слабом солнечном свете и порывистом ветре, прогнавшем свинцовые облака низко. Они удалили все пять единиц оружия и все электрические доказательства того, что бомбы когда-либо находились в убежище. По дороге в город он объяснил Келли, что случилось на даче, ничего не упустив об американце Мэлоуне. Келли тогда сообщил ему удивительную информацию, и теперь он мог легко понять, как Андропов был взволнован историческим лакомым кусочком от малоизвестного общества Американской войны за независимость, о котором сорок лет назад наткнулся проницательный советский атташе.
Правду, как сказала Келли, люди просто забыли.
Они припарковались в гараже рядом с Union Station среди миллиона других машин. Будем надеяться, что их никто не искал, а если и искал, то и не подумал бы там проверять. Внутри его ствола лежали четыре RA-115, готовые к активации. В убежище ему пришла в голову идея отвлечь внимание и занять американцев, бросив им последнее ложное чувство безопасности.
Прежде чем найти открытую закусочную, они исследовали церковь Св. Иоанна и обнаружили кое-что удивительное. Здание было закрыто на реконструкцию и в течение последнего года подвергалось обширной реконструкции, в ходе которой были возведены строительные леса до вершины колокольни. Сегодня там богослужений не проводилось. Келли волновалась по этому поводу, думая, что им придется выйти раньше, чем придут люди. Теперь в этом нет необходимости, весь периметр обнесен высоким временным забором. После этого его не следует беспокоить. Отсутствие кого-либо поблизости также дало возможность спрятать среди обломков нейлоновый мешок, который они вытащили из взятой напрокат машины.
Парк Лафайет находился через дорогу от церкви. Мимо этого стоял Белый дом, всего в трехстах метрах от него. Впечатляющее здание было освещено ранним утром, готовясь к вступлению в должность нового президента. Закончив обследование, они быстро отступили в несколько кварталов к закусочной и заказали только что доставленный завтрак.
«Есть еще кое-что, что мы должны обсудить», — сказал Келли низким голосом.
Столы быстро заполнялись покупателями, которые с нетерпением ждали, когда их ждут. Зорин ловил обрывки туристических разговоров, политических дебатов и сплетен. В очередной раз его окружил главный противник. Но это было необычное воскресное утро. История должна была твориться.
И разными способами.
Он работал над яйцами, колбасой и тостами.
«Мы не уедем отсюда сегодня, не так ли?» — спросил Келли низким голосом.
Он уставился на своего товарища. Ложь не принесет никакой пользы. «Я не буду».
«С того момента, как я открыла дверь и увидела вас, — сказала Келли, — я знала, что мое
Он понимал эту паранойю. Это испытал каждый офицер дипломатической службы. Жизнь во лжи сопряжена с ответственностью за правду. Но помощь была всегда. В случае разоблачения или возникновения неприятностей все, что вам нужно было сделать, это вернуться домой в СССР.
Но такой возможности больше не существовало.
«Нам некуда идти, — пробормотал он.
Келли кивнула. «Мы никому не нужны, Александр. Мы все, что осталось от того, что когда-то существовало».
Он вспомнил военное училище, а затем учебный центр КГБ. Тогда он никогда бы не подумал, что останется последним выжившим.
«Я поняла, — сказала Келли, — что это миссия в один конец. Я хочу, чтобы вы знали, что это билет в один конец и для меня. Когда он пойдет, я пойду с ним».
«Вы хороший и верный офицер».
«Я родился в КГБ, — сказал Келли. «Мои родители оба были офицерами, и они вырастили меня таким образом. Я не знал другой жизни, хотя я жил выдумкой очень-очень долго».
Он тоже пережил это противоречие.
Что было нехорошо.
Он был на удивление голоден, закусочная наполнилась манящим запахом кофе. Поэтому он жестом показал официантке, что хочет заказать еще один.
Келли улыбнулась. «Осужденные, кажется, всегда могут есть».
«Теперь я понимаю, почему. Есть умиротворение в знании того, что все скоро закончится».
«Единственное, о чем я сожалею, — сказала Келли, — это то, что я так и не вышла замуж. Я бы хотел испытать это».
«Моя жена была хорошей женщиной, которая умерла слишком молодой. Но теперь я рад, что она ушла. Возможно, у меня не хватило бы смелости сделать то, что должно быть сделано, если бы она была еще жива».
Потом была Аня.
Он должен позвонить и попрощаться. Он откладывал это, зная, что не сможет сказать ей правду. Она вызвалась поискать журнал. Тот факт, что теперь это не имело значения, имел значение, и ей следовало сказать. У него все еще был сотовый телефон, который он приобрел в Иркутске, включенный последние несколько часов, но она еще не пыталась связаться с ним.
«Вы не зря привели всех пятерых», — сказала Келли.
Он у него был, и один лежал у его ног, под столом, в своем стильном алюминиевом футляре.
«Пора сказать мне, почему».
«Мы должны обеспечить, чтобы американцы были оккупированы», — сказал он. «Теперь, когда я знаю ваши намерения, вы можете кое-что сделать, чтобы обеспечить наш успех. Предпоследний сюрприз для главного противника».
Келли, похоже, это понравилось. «Скажи мне.»
* * *
Кассиопея вошла в Голубую комнату. Они с Коттоном приехали из Вирджинии прямо сюда, в Белый дом. Пространство овальной формы соответствовало своему названию, украшенное яркими синими коврами и соответствующими драпировками. Двери открывались в соседние комнаты, и еще один стеклянный гарнитур выходил на южную лужайку, откуда виднелась часть Розового сада, а также деревья магнолий, светящиеся бледным солнцем. Мебель убрали, вместо нее поставили ряды мягких стульев, стоящих перед подиумом перед единственным камином в комнате. Напротив трибуны у входных дверей стояла телекамера. Внутри никого не было, все дверные проемы были заблокированы бархатными веревками.