14-я танковая дивизия. 1940-1945
Шрифт:
Тем временем на командный пункт дивизии в Корьево, многократно атакованный советскими штурмовиками, поступало все больше донесений, из которых следовало, что у нас не хватало пехоты, чтобы закрыть все бреши, образовавшиеся в линии фронта. Катастрофически не хватало зениток, чтобы отразить налеты советских штурмовиков. Срочно нужна была артиллерия и еще раз артиллерия, чтобы нейтрализовать вражеские батареи или, по крайней мере, подавлять их до тех пор, пока не закончится наша атака.
Но ни дивизия, ни вышестоящие командные инстанции были не в состоянии достать необходимую поддержку. И без того всю операцию удалось провести лишь благодаря резервам, которые были сняты с других участков фронта. Артиллерия, которая обычно вела огонь почти непрерывно, пока
Находившийся в дивизии офицер связи с военно-воздушными силами лейтенант Янашек трудился не покладая рук, указывая пикирующим бомбардировщикам соответствующие цели и посылая истребители туда, где они были нужнее всего. Мало того, он использовал каждую свободную минуту для того, чтобы через переводчика связываться с советскими эскадрильями и вводить их в заблуждение, отдавая им фиктивные приказы и указывая ложные цели, которые находились исключительно на территории, занятой русскими. Радиопередатчики его командирского танка не умолкали ни на минуту.
Очевидно, русские не решались похожим образом мешать немецкому радиообмену. Они гораздо охотнее пользовались своим старым испытанным методом и разбрасывали над передовой и в ближайшем тылу множество листовок, которые страшными угрозами и сомнительными обещаниями призывали к прекращению борьбы и к сдаче в плен.
От первоначального плана командования дивизии дневной атакой на юг смять окруженные вражеские войска пришлось отказаться, так как все поле боя хорошо просматривалось с господствующих высот с восточного берега Днестра, а нам до сих пор так и не удалось заставить замолчать установленные там вражеские батареи. Любое перемещение даже одного отделения тотчас вызывало такой интенсивный огонь русской артиллерии и реактивных установок, что вскоре никто не решался выползать из своего укрытия. Лишь наблюдатели и подносчики патронов осмеливались рисковать своей жизнью. Поэтому надо было использовать ночные часы для того, чтобы закрыть последнюю оставшуюся брешь в линии фронта и занять более удобную оборонительную позицию в непросматриваемых местах, заросших густым кустарником и похожих на непроходимые джунгли.
К несчастью, начало нашей атаки совпало с новой попыткой прорыва окруженных русских, так что противники неоднократно сталкивались лоб в лоб. Обе стороны сражались с крайним ожесточением и упорством. Никто не хотел уступать, никто не хотел оставить поле боя врагу. Сначала тяжелое вооружение еще могло оказывать хоть какую-то поддержку гренадерам в бою, но после того, как на поле боя все перемешалось и общее управление боем было потеряно, артиллерийские и минометные расчеты вынуждены были ограничиться непосредственной обороной своих собственных позиций. Гарнизоны многих опорных пунктов, даже отдельные пулеметные расчеты и стрелковые подразделения часто сражались совершенно изолированно, полагаясь только на самих себя. Поскольку временами пропадала связь между командными пунктами, то даже командиры мелких подразделений иногда не имели общего представления о ходе боя. Насколько хуже обстояло с этим дело в штабах батальонов и полков, свидетельствует случай, о котором рассказал Грунау, бывший тогда лейтенантом.
Где-то среди своих и чужих, в самой гуще боя, когда вокруг взрывались снаряды, а над головой свистели пулеметные и автоматные очереди, он столкнулся с командиром 103-го панцер-гренадерского полка полковником Муммертом, который задал ему следующий вопрос: «Вы не видели людей из моего полка? В этой суматохе никто из них не может пробиться к штабу!» Но постепенно отдельные подразделения снова собрались вместе, и тут выяснилось, что в общем и целом оборонительный рубеж удалось отстоять. Правда, брешь между внутренними флангами обеих ударных групп все еще сохранялась, и пока ее было нечем закрыть. Ничего не изменилось и на следующий день, так как подкрепление не поступило, а сами полки были слишком ослаблены, чтобы еще сильнее растягивать свой
И только вечером 20 мая занимавшие круговую оборону русские решились совершить несколько разведывательных вылазок, очевидно, они хотели нащупать слабые места в нашей обороне для осуществления своего прорыва. Однако нам было ясно, что они не собирались ввязываться в крупные сражения. То, что в конце концов они нащупали брешь в нашей обороне, стало ясно утром 21 мая, когда с помощью переправленных на паромах танков было решено окончательно разгромить окруженного противника.
Наша атака пришлась в пустоту. Большая часть оставшихся в живых солдат из окруженных соединений — одной гвардейской стрелковой дивизии и двух минометных полков — прошедшей ночью просочилась сквозь немецкие линии. Осталось только их тяжелое оружие и автомобили, остались погибшие и раненые, большое число которых позволяло легко подсчитать, что до русских позиций добрались только жалкие остатки этих соединений.
Снова противнику был нанесен тяжелый удар, снова было сорвано его наступление. Перехваченные радиограммы свидетельствовали о том, что русские были озадачены и растеряны, обнаружив у немецких дивизий неожиданно возродившийся наступательный порыв. Во время операции у села Бутор русское командование неоднократно посылало своим отступавшим соединениям радиограммы, в которых открытым текстом говорилось: «Тот, кто отступит за Днестр, будет расстрелян!» — и подобных «гуманных» радиограмм было множество. А в последних радиограммах, запрещавших любое отступление, указывалось на то, что «гитлеровские бандиты» и «шайка захватчиков» полностью обескровлены.
А вот в этом русское командование было, пожалуй, не так уж и не право, так как к этому времени у нас действительно не осталось ни одной полностью укомплектованной дивизии. И в немецких штабах многие из дивизий уже назывались «дивизионными группами», причем даже это растяжимое определение не соответствовало истинному состоянию многих дивизий. Тем выше должна быть оценка их достижений и успехов, благодаря которым в полосе 6-й армии противник был вынужден на некоторое время перейти к обороне. Прискорбно лишь то, что они не смогли воспользоваться этим преимуществом, а со своей стороны радовались тому, что смогли удержать фронт на Днестре на всем его протяжении.
После того как излучина Днестра была полностью зачищена и обстановка на этом участке фронта начала в основном стабилизироваться и успокаиваться, 14-я танковая дивизия по праву могла рассчитывать на более продолжительный отдых и доукомплектование.
Уже 22 мая она была передислоцирована через Кишинев и Хынчешты в район Лапушна — Хуши — Германешты. Сразу после прибытия в указанный район началось обучение личного состава. Все прочие воинские части дивизии, остававшиеся все это время в районе сосредоточения в окрестностях Оларешти, присоединились к главным силам дивизии, и началась подготовка к более длительному пребыванию в этом районе. Но, как это часто случалось и прежде, все наши прекрасные планы, разработанные в ходе напряженной работы не только днем, но и в ночные часы, были перечеркнуты новым боевым приказом. Как известно, беда редко приходит одна, так случилось и на этот раз: штаб армии отозвал свое обещание предоставить дивизии «Пантеры» 1-го батальона 15-го танкового полка.
На участке севернее Ясс соединения 2-го Украинского фронта захватили плацдарм на южном берегу реки Жижия, который нужно было любой ценой ликвидировать, пока русские не расширили его. Здесь речь шла о русских дивизиях, хорошо знакомых нам по боям за Кировоград и Капитановку, так что было вполне естественным направить на их уничтожение 14-ю и 23-ю танковые дивизии, которые до сих пор успешно сражались с ними. При этом мы отдавали себе отчет в том, что операция имеет шансы на успех только в том случае, если удастся ошеломить противника.