15 рассказов

Горек труд писателя: черств его хлеб – Витек прав, Горохов! Но надо рукодельничать – «пока глаза и руки позволяют»! Но и твоя правда, Горохов, справедлива: «Счастье оказаться в разноцветном, зеленеющем мире, где есть голубое небо и солнце». Счастье, когда «Лариса Ивановна в белой кружевной кофте, с новой химкой на голове и большим, начинающим зеленеть, синяком на левой скуле» опаздывает на работу. «Вернулся? – затаив дыхание, спросили паспортистки. Счастливая Лариса Ивановна гордо кивнула головой» (Мария Беседина «Драма»).

Счастье – когда Пират задремывает и погружается в свои собачьи сны: «Дремота незаметно

подступала все ближе и понемногу, как сладкий дым, целиком обволакивала пса от закрытого лапами носа до кончика хвоста. И зимой можно жить, думал, засыпая, Пират, но лето – все-таки лучше: солнце, берег канала, панорама большого города, катера, разрезающие блестящую гладь воды, упрямая стрекоза на поплавке у Степаныча. А еще – его голосистый внук Борька, загорелый и весь пропахший запахами далекого моря, играет и кувыркается с Пиратом в ярко-зеленой траве…» (Михаил Малышев «Человек Пирату друг»).

У всех должно быть счастье, даже у слепой девятнадцатилетней Эльзы из рыбачьего поселка: «Наступил девятнадцатый год ее жизни. Она была почти счастлива: тетя Мери была рядом с ней, и дни были заполнены ощущением чего-то прекрасного, что вот-вот должно случиться, невидящие глаза ее сверкали тем необыкновенным мягким светом, что встречается только у молодых женщин» (Мария Беседина «Раковина»), – потому что не может человек жить без него. А когда он забывает о том, что это и есть самое главное в жизни, – его убивают снайперы и интересует он отныне только мух. Он сжигает в сарае модели самолетов, теряет счастливую блесну, уплывает далеко в море в надежде не вернуться. Вот и Егору захотелось «перед поездкой смыть с себя все лишнее, все то, что мешало его счастливой жизни, о которой он давно мечтал» (Петр Филиппов «Морская соль»). «Как он мечтал школьником покорять небо! Он жил тогда с матерью в коммуналке рядом с летным училищем. И каждое утро вместо будильника его поднимала громкая песня курсантов, чеканящих шаг от казармы к столовой. Мечты, как водится, так и остались мечтами» (Михаил Малышев «А ты не летчик»).

Плохо, если нет счастья: жить становится вредно и талисманы перестают приносить удачу:

– Живой. И то, слава Богу.

– И все? А блесна?

– Неладно с блесною вышло… Дурной знак.

– Какой знак?

– Свыше.

– Да не верю я во всякую хрень!

– Оно, канешно, – усмехнулся старик. – Хозяин – барин. Да только, чую, твоя это была блесна, именно для тебя сработанная. Иной рыбак ее всю жизнь ищет, и без толку, а к тебе, вишь, сама пришла. С ней была бы тебе удача и в рыбном промысле, и в промысле Божьем. Ох, нельзя было ее терять…» (Михаил Малышев «Блесна»).

И родные люди не возвращаются с войны: «Ты вот представь, – говорила Тося, вздыхая и словно оправдываясь за свое глупое упрямство. – Вот приедет мой Коленька с войны, а дома то и нету… Постоит-постоит и уйдет опять. А куда ему деваться-то Настенька? Никого на белом свете у него не осталось…» (Мария Беседина «Тося»).

«Все одинокие, просто не знают об этом пока» (Петр Филиппов «Морская соль»): «Она прикурила, и, затянувшись, выпустила тонкую струйку дыма. «Как инверсионный след реактивного самолета…» – подумал Игнат» (Михаил Малышев «А ты не летчик»). Вот он – инверсионный след той жизни, что могла случиться, но так и не случилась. Самолет сбросил бомбы на пляж только для того, чтобы один из этих двоих смог понять: «Пилот все видел. Он просто летел нас убивать» (Михаил Малышев «А ты не летчик»). Жизнь прошла, блесна утрачена, потеряна безвозвратно! – и плохо это, и ничем ее не вернешь: «Сергеич, разворачиваясь против часовой стрелки, медленно опускался на дно. Расплывчатыми пятнами по уже неподвижному лицу пробежали солнечные блики, а руки как будто еще шевелились, перебирая мохнатые водоросли, словно не оставляли надежду отыскать в них утраченную блесну…» (Михаил

Малышев «Блесна»).

Но осталась раковина, и проза о ней изящна и быстра, как руки Эльзы, «словно рыбки, скользящие в прозрачной воде» (Мария Беседина «Раковина»). «Эта раковина принесет тебе счастье, – сказал одноногий Грег. – Я нашел ее на скалистом берегу, в тысячах миль отсюда, в краях, где солнце заходит за горизонт лишь на несколько часов, а воздух такой густой и терпкий, что не дает заснуть по ночам. Я нашел эту раковину, когда удил морских угрей и сказал себе: Грег, ты подаришь эту раковину самой красивой и доброй девушке на этой земле». Розовая раковина дарила ей цветные сны. Счастье поселилось в маленьком доме (Мария Беседина «Раковина»).

А потом приходит Она: «Маша села, заведя руки за спину, а потом, освободившись от лифчика, сверкнула коричневыми сосками и опять легла на живот. Лежала перед ним спокойно и непринужденно Игнат сглотнул слюну, почувствовав, как двинулся вверх кадык, словно поршень без смазки, и начал осторожно втирать крем в нежную кожу» (Михаил Малышев «А ты не летчик»).

И уже неважно, что будет с Ней и с Ним потом, через годы. Важно то, что происходит сейчас: «И может быть, следующим вечером они опять встретились и гуляли вдоль речки допоздна, и следующим вечером тоже, а потом, через несколько лет, поженились и у них родился маленький и ушастый, похожий на Вовку, ребенок. А может и не поженились. Может, Настя его разлюбила, а он оказался сволочью и бросил ее, беременную, а мать выгнала из дому. Или она, уставшая от быта и безденежья, запилила его, и он стал грубым и бил ее. Или, может, он запил. Или она. А может, погиб Вовка где-нибудь в горячей точке, потому что зимой его должны были призвать в армию. А может и не погиб. Кто их знает, как у них там все сложилось. Но сейчас они шли вдвоем по вечернему дворику и в небе над их головами зажигались первые звезды и висела желтая луна, откушенная с левого боку. И в воздухе пахло романтикой (Мария Беседина «Романтики»).

Даже старый просоленный моряк не мог этого не заметить: «Это любовь, парни, – говорил вечерами боцман, расположившись в кубрике и набивая трубку крепчайшим табаком, от дыма которого слезились глаза и драло горло. – Это любовь – и будь я проклят, если наш капитан когда-нибудь вылечится от этой ужасной хандры» (Мария Беседина «Раковина»).

И ваша собака, если она, конечно, у вас есть, не поверит тому, что случилось в старом порту, – и правильно сделает! Такого не бывает! Даже Дик, старый корабельный пес, повидавший все океаны и ветра, тоже было не сразу поверил, но потом все-таки сдался: «Дик поглядывал на него карими глазами, размахивая хвостом. Казалось, даже он удивлялся маленькому чуду, произошедшему в старом порту» (Мария Беседина «Раковина»).

Так о чем эта книга? Эти пятнадцать историй? Почитайте сами – поймете!

А всякие вступительные слова… «Слова как таковые не имеют большого значения, а важно лишь то, с каким чувством и для чего говорят их друг другу люди…» (Михаил Малышев «Медлительная река»). Лишь бы сердце у нас осталось. А Пирата с Грюндиком жалко – Божьи твари ведь!

Сергей Калашников

На ногах, повыше пальцев, было написано «они устали». На безволосом животе – «оно хочет есть». На голове ничего не было написано, а на груди распростер крылья орел. Орел летел и в клюве держал девицу. Девица, судя по горизонтальному положению, находилась в обмороке. В такой же обморок была готова свалиться моя сестра.

Заспанный мужичок слез со второй полки, запихнул «усталые» ноги в башмаки и отправился в тамбур курить.

– Говорила тебе, что надо в купе брать билеты! С проводником надо было договариваться! – зашипела сестра, – а ты «нет мест, всего ночь переспать». Вот теперь переспишь! Этот головорез прибьет и не моргнет.