151 эпизод ЖЖизни
Шрифт:
Боря окончил университет, стал аспирантом, стал румянее и пухлее, общительнее и немного веселее. Помимо сугубо науки, он подрабатывал созданием каких-то программ, настройкой каких-то компьютерных систем, но делал это неохотно и явно тяготился такой работой. Боря жил с мамой, мама часто болела. Боря о ней сильно заботился, страшно её любил и однажды, когда понадобились деньги на мамино лечение, даже устроился в бригаду по ремонту квартир. С ремонтом у него не сложилось. Боря во время отделки какого-то туалета испортил что-то дорогостоящее, и его уволили, да ещё повесили долг за сломанное.
Я не понимал,
Наше общение было редким, но регулярным. Раз в две недели, по субботам, Боря просил составить ему компанию. Он совершенно не интересовался и не понимал, чем занимаюсь я и мои друзья-приятели. Он не интересовался, о чём я думаю, и, боюсь, сомневался, умею ли я думать вообще. Он любил компанию нас – нематематиков – по субботам, раз в две недели. В нашей компании он, оторвавшись от своих цифр, расчётов и пересчётов, что называется, отрывался по полной. Чувствовалось, что это ему физически и во всех других смыслах было необходимо.
Раз в две недели Боря надевал свою единственную белую рубашку. По его мнению, это было достаточно и даже излишне нарядно. Одевшись нарядно, он тащил нас в любое шумное заведение, где можно было выпить. Боря очень быстро и даже торопливо напивался пьяным и сразу, обязательно, шёл танцевать. Танцы Борины были смелыми, бескомпромиссными и сколь отчаянными, столь же нелепыми. Никто при всём желании не мог бы повторить его танец. Город наш небольшой, и у Бориных танцев появились даже свои фанаты.
В процессе танцев и между ними Боря всегда пытался знакомиться с девушками. С любыми! Со всеми, кто попадал в поле его слабого зрения. Очки на такие мероприятия Боря не надевал. Стеснялся, боялся их потерять или разбить, а может быть, просто не хотел реально и чётко видеть мир, я не знаю.
Девушки от него шарахались, смеялись над ним между собой, украдкой показывали на него пальцами или смеялись открыто. Он же норовил всех их угостить и закружить в танце. Нам стоило изрядных усилий удерживать его от этого, даже напоминания о больной и нуждающейся в лечении маме не помогали.
А сколько раз мы спасали Борю от побоев! Такой, как он, «ботаник» был просто редким лакомством для кряжистых ребят из предместий. Мы прятали, утаскивали, уводили рвущегося в бой Борю, который ощущал себя по субботам, раз в две недели, супергероем. Мы объясняли жаждущим бить Борю парням, что наш приятель – гений математики, а значит, полный идиот и придурок, и не стоит об него пачкать руки. Услышав такое, ребята иногда хотели бить Борю ещё азартнее. Тогда я сообщал им, что у Бори опухоль в мозгу и он может умереть в любую секунду, а обвинят их. Ребят это обычно успокаивало, но не всегда. Тогда били нас.
Раз в две недели, по субботам, ближе к утру, Боря напивался до беспамятства, заблёвывал либо туалет заведения, в котором мы были, либо крыльцо перед заведением. После этого мы его, спящего, доставляли домой и передавали в руки мамы.
Но однажды среди недели, днём, Боря позвонил мне и попросил с ним встретиться. По голосу в телефоне было слышно, что Боря взволнован, растерян и ему действительно надо поговорить. Мы условились о времени и месте. Я пришёл вовремя, но, обычно непунктуальный, Боря уже ждал меня в университетской кафешке. Я застал Борю сидящим за пустым столиком и смотрящим на этот столик невидящим и неморгающим взглядом. Он был бледен и заметно взъерошеннее и помятее, чем обычно. Я поздоровался, а он только бессильно улыбнулся в ответ.
Я выпил чашку кофе, Боря к своей не притронулся, и только тогда, когда я принялся за вторую, заговорил. Боря медленно, но при этом сбивчиво поведал мне, что его пригласили в Америку.
Он рассказал, что принял участие в какой-то конференции или конкурсе, куда ездить было не нужно, а достаточно было просто отправить свою работу. Времени для подготовки отдельной и специальной работы у Бори не было, а университет настаивал на его участии в том конкурсе-конференции. Боря рассказал мне, что у него лежала в «долгом ящике» недозавершённая работёнка, которой он занимался в свободное время. Эта Борина тема никого в университете не интересовала, так как даже для математиков была сильно специальная, странная, отдельная и очень лично Борина. Ему пришлось её более или менее оформить, и он отправил её в надежде, что от него отстанут. Боря был уверен, что эти его экзотические экзерсисы останутся без внимания и никто его не побеспокоит.
– А позавчера ночью мне позвонили из Бостона, – сказал Боря, – сказали, что им очень понравилась моя эта фигня. Точнее, они сказали, что в полном восторге от моей темы и зовут к себе работать.
– Шутишь?! – вырвалось у меня.
– Я и сам подумал, что это шутка, – грустно протянул Боря, – сказал им, что не могу, потому что надо сажать картошку, и мама будет недовольна. Я-то подумал, что это кто-то из вас меня разыгрывает. А потом сообразил, что вы в математике ни черта не понимаете, а со мной говорил математик, это точно.
– И что?! Ты отказал?! – совершенно ошарашенно спросил я.
– Да. Но они сегодня опять перезвонили, сказали, что очень меня хотят, заинтересованы во мне сильно, готовы финансировать мою тему, оплатят жильё и ещё дадут. Что-то они много денег пообещали. Короче, зовут.
– А ты?
– Я? Да отказался я!
– Ты с ума сошёл! – выдохнул я.
Честно сказать, услышав про то, что Боря отказался от Америки, я про себя обрадовался, потому что уже около минуты завидовал Боре лютой завистью.
– Отказался, – повторил Боря, – понимаешь. мне эта тема, за которую они ухватились, уже не очень-то интересна. Мне сейчас важнее другая.
И он попытался мне объяснить, какая математическая тема его волнует и вдохновляет теперь. Я отмахнулся от этого, перебил Борю и, не веря тому, что он сказал, переспросил, действительно ли он отказался.
– Да отказался я, – опять подтвердил Боря, – но они такие упрямые, попросили ещё подумать. Сказали, что через неделю позвонят опять, но заверили, что готовы ждать и дольше. Сказали, подождут, пока я посажу картошку.