1632
Шрифт:
Моррис пристально посмотрел на отца Ребекки.
– Вы понимаете, что я пытаюсь сказать, Бальтазар Абрабанель?
– О, да, - прошептал врач.
– У нас, у сефардов, такое было только мечтой.
Он закрыл глаза, читая по памяти:
Веди меня, мой друг, сквозь виноградники, налей вина
И чашей, полной до краев, ты услади меня ...
А если я умру вдруг раньше,
Устрой мою могилу в этом вьющемся раю.
Моррис кивнул. И повернулся боком, указывая в окно.
– Мой отец похоронен на городском кладбище. Недалеко от Тома Стирнса, и недалеко от отца Майкла, Джека.
Его глаза вернулись к старому врачу.
– И это все, что я хотел сказать, доктор Абрабанель.
Проницательные глаза Бальтазара обратились к Мелиссе.
– А вы?
Мелисса усмехнулась.
– Я бы не стала называть Майкла Стирнса 'принцем'!
Затем, склонив голову набок, она поджала губы.
– Ну... может быть. В том смысле, в котором мы упоминаем принца Уэльского Хала, этого озорника.
Бальтазар был поражен.
– Принц из пьесы 'Генрих IV'?
– спросил он.
– Вы знакомы с ней?
Теперь настала очередь Мелиссы удивиться.
– Конечно! Но откуда вы...
Ее челюсть отвисла.
– Я видел ее, откуда же еще?
– ответил Бальтазар.
– В театре 'Глобус' в Лондоне. Я никогда не пропускал ни одной из пьес этого автора. Всегда бывал на премьерах.
Он встал и начал прохаживаться.
– Я и сам подумал о чем-то таком. Только не о 'Генрихе IV', а о 'Венецианском купце'.
Он остановился, улыбнувшись реакции аудитории. Выражение на лицах Морриса и Джудит Рот теперь перекинулось и на Мелиссу. Разинутые рты, выпученные глаза.
– Самый замечательный драматург в мире, на мой взгляд.
Он покачал головой.
– Я боюсь, что вы все, кажется, не уловили суть моего вопроса о Майкле. Меня в этом совершенно не волнуют вопросы веры.
Бальтазар фыркнул, одновременно весело и раздраженно.
– Ха! Я философ и врач, а не ростовщик. Что вы там себе думаете? Неужели вы ожидаете, что я начну заламывать руки от перспективы того, что моя дочь может влюбиться в иноверца?
Внезапно он сцепил руки и начал заламывать их в театральном отчаянии. С той же театральной выспренностью он начал покачивать головой.
– О дочь моя! Мои дукаты!
Мелисса залилась смехом. Бальтазар улыбнулся ей. Моррис и Джудит просто ошарашено смотрели на них.
Бальтазар опустил руки и вернулся на свое место.
– Нет-нет, мои друзья. Я уверяю вас, что мое беспокойство было вполне житейским.
– На мгновение его доброе лицо стало суровым, почти горьким.
– Я не испытываю никакой любви к
Он вздохнул и опустил голову.
– Так оно и есть. Я нашел здесь дом, как мне кажется. И моя дочь тоже. Просто мне хочется, чтобы она было счастлива. В этом и заключался мой вопрос.
– Он принц, - сказала Мелисса тихо.
– Во всех смыслах, Бальтазар. Такие люди редко бывают в нашем непростом мире.
– Хотелось бы надеяться, - пробормотал доктор Абрабанель. Он снова усмехнулся.
– Для Ребекки это будет нелегко, конечно. Я боюсь, что слишком рьяно ограждал ее от реальной жизни. Ее голова полна поэзии.
– Мы это исправим, - прорычала Мелисса.
– Первым делом.
Джудит Рот, наконец, удалось заговорить.
– Я не могу в это поверить. Вы на самом деле...
– Она с трудом выпихнула следующие слова.
– Вы на самом деле видели Шекспира? В лицо?
Бальтазар поднял голову, нахмурившись.
– Шекспир? Билл Шекспир? Да, конечно. Нельзя не столкнуться с этим человеком в 'Глобусе'. Он там постоянно крутится. Все подсчитывает количество зрителей. Встречался, по крайней мере, дважды.
Полуошеломленый, Моррис подошел к книжному шкафу у стены. Он вытянул оттуда толстый фолиант и принес его Бальтазару.
– Мы говорим об одном и том же Шекспира, не так ли? О величайшем английском литераторе?
Еще более нахмурясь, Бальтазар взял книгу и открыл ее. Когда он увидел титульную страницу, а затем оглавление, он чуть не задохнулся.
– Но Шекспир не писал эти пьесы!
– воскликнул он.
– И покачал головой.
– По крайней мере, большинство из них. Редкие пьесы, да и то в соавторстве... Маленькие фарсы вроде 'Бесплодных усилий любви'. Но великие пьесы? Гамлет? Отелло? Король Лир?
Увидев лица своих собеседников, он расхохотался.
– Ох, мои дорогие! Да всем известно, кто на самом деле написал эти пьесы...
– Он сделал глубокий вдох, готовясь к декламации: - Мой покровитель, лорд Эдвард, 17-й граф Оксфордский, и седьмой по степени знатности от английской короны.
Бальтазар фыркнул.
– Некоторые люди, заметьте, будут настаивать, что настоящим автором был сэр Фрэнсис Бэкон, но это было просто уловкой, маскировкой. Театр - слишком несолидное занятие для графа Оксфордского. Поэтому часто использовали и имя Шекспира.
Он посмотрел на книгу.
– Судя по всему, эта придумка стала историческим фактом. Вот они - тщеславие и мирская слава!
В его глазах появился блеск удовлетворения.
– Но, возможно, это просто справедливость. Эдвард был в каком-то смысле далеко не лучшим из людей. Я уж знаю - я был его врачом...